Воспользуйтесь формой поиска по сайту, чтобы найти реферат, курсовую или дипломную работу по вашей теме.
Проблемные вопросы квалификации умышленных убийствУголовное право
БЕЛОРУССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
Юридический факультет
Кафедра уголовного права
Браусов Александр Михайлович
ДИПЛОМНАЯ РАБОТА
Проблемные вопросы квалификации умышленных убийств
Научный руководитель:
кандидат юридических наук,
доцент Бабий Н.А.
Рецензент:
кандидат юридических наук,
доцент Дубовец П.А.
Минск
2000
ОГЛАВЛЕНИЕ
С.
ВВЕДЕНИЕ 3
ГЛАВА 1. Проблемные вопросы квалификации приготовления к убийству
ГЛАВА 2. Проблемы квалификации покушения на убийство при различных видах умысла
2.1. Проблемы квалификации покушения на убийство и косвенный умысел
2.2. Проблемы квалификации покушения на убийство при альтернативном и неопределенном умысле
ГЛАВА 3. Проблемные вопросы отграничения покушения на убийство от оконченных преступлений
3.1. Отграничения покушения на убийство от причинения тяжкого телесного повреждения
3.2. Отграничения покушения на убийство от оставления в опасности
ГЛАВА 4. Проблемные вопросы квалификации при добровольном отказе от совершения убийства на стадии покушения
ВЫВОДЫ 61
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ 64
ВВЕДЕНИЕ
В истории общественной жизни убийство является одним из наиболее древних преступлений. История преступления против жизни в значительной степени совпадает с историей преступления вообще. Так было в истории права всех народов. Так было и в истории отечественного права. Запрет на убийство был одним из первых табу в человеческой культуре. Во многом это объяснялось необходимостью продолжения рода и укрепления общества. Свобода убийства угрожала человечеству истреблением, поэтому сначала убийство было осуждено и запрещено в локальных сообществах - родах и племенах. По мере становления более крупных человеческих сообществ, вплоть до государственных объединений, табу на убийство приобрело форму закона, обязательного для всех его членов.
В современных системах права убийство рассматривается как одно из самых тяжких преступлений и предусматривает суровое наказание, вплоть до смертной казни, в том числе, и в Республике Беларусь. В связи с этим остро стоит проблема судебной ошибки, связанная с неправильной квалификацией таких преступлений.
Как известно, гарантией осуществления правосудия в точном соответствии с требованиями закона и является правильная квалификация преступления, без которой немыслимо назначение виновному справедливого наказания. "Ошибка в квалификации, - пишет В.Н. Кудрявцев, - может повлечь не только неправильное назначение меры наказания, но и необоснованное назначение или неприменение ряда других правовых ограничений..."[33? c.30]
Вместе с тем, анализ судебной практики показывает, что ошибки, допущенные при решении вопросов квалификации со стороны следственно - судебных органов, не столь уж редки. Учитывая, что общее количество преступлений против жизни постоянно возрастает (например, с 1990 г. по 1996 г. только число простых убийств, квалифицирующихся по ст.101 Уголовного кодекса Республики Беларусь 1961 г., выросло с 261 до 416...)[37? с.152] изучение проблемных вопросов квалификации приобретает еще большую важность, особенно тех, которые наиболее часто встречаются в судебно - следственной практике.
Вопросам правильной квалификации преступлений значительное внимание уделяет Верховный Суд республики как при принятии руководящих постановлений Пленума, так и при разрешении отдельных уголовных дел.
Проблематика квалификации данной категории преступлений очень обширна. В пределах данной работы их все рассмотреть не представляется возможным. Поэтому в данной работе поставлена цель подробно рассмотреть проблемы Общей части уголовного закона применительно к "простому" составу убийства. В работе будут рассмотрены проблемы квалификации приготовления к убийству, покушения на убийство и проблемы добровольного отказа от убийства на стадии оконченного покушения. В виду недостаточной освещенности этих вопросов в научной литературе такой подход представляется нам правильным.
Работа выполнена на основе глубокого изучения и анализа многочисленной литературы по данной тематике, монографических работ авторов, опубликованной практики Верховного Суда Республики Беларусь, Российской Федерации, Верховного Суда СССР и союзных республик.
ГЛАВА 1.
Проблемные вопросы квалификации приготовления к убийству
Уголовное право нашей страны стадиями совершения преступления (ст.10 Уголовного кодекса Республики Беларусь 1999г.) признает: приготовление к совершению преступления, покушение на совершение преступления и оконченное преступление. Не указывается, естественно, в числе стадий совершения преступления - обнаружение преступного намерения. Она настолько далека от самого преступления, что нельзя говорить о ее общественной опасности, как и о опасности сообщившего о своих намерениях лица. Эта стадия характеризуется отсутствием общественно опасного действия (бездействия) - этого необходимого условия уголовной ответственности.
Однако если конкретизировать понятие умысла к такому составу как убийство, то трудно не согласиться с мнением профессора Б.В..Здравомыслова: "В отдельных случаях уголовный закон предусматривает в качестве самостоятельного оконченного преступления специфическую форму обнаружения умысла"[51? с.221], т.е. установление ответственности за угрозу убийством, причинением тяжких телесных повреждений или уничтожением имущества.
Такая точка зрения довольно редкая и подвергается сильной критике. Бесспорно, "за угрозу убийством уголовная ответственность установлена не потому, что угроза - стадия в развитии убийства, а потому, что она в этих случаях носит особо серьезный характер и сама по себе при определенных обстоятельствах представляет значительную опасность".[54? с.252] Но отбрасывать возможность наличия умысла на причинение смерти у виновного ни в коем случае нельзя. Как правильно заметил С.В. Бородин: "При наличии угрозы убийством дальнейшие события могут развиваться таким образом, что за ней последует приготовление, покушение и оконченное преступление".[18? с.185] Тем более статистика показывает, что "...почти каждому третьему убийству предшествуют угрозы совершить таковое, а в 2% случаев угрозы вызывали ответные убийства".[16? с.64]
Вопрос об отграничении приготовления к убийству от угрозы убийством все чаще возникает на практике в связи с установлением уголовной ответственности за таковую. Как и всякая угроза совершить преступление, угроза убийством - одна из форм обнаружения умысла на совершение преступления. Обнаружение умысла, или, как принято его называть, "голый умысел", - это первоначальный этап в развитии преступления, характеризующийся выражением вовне намерения тем или иным способом совершить преступление. Также отметим, что при определенных условиях, когда угроза убийством сопровождается действиями по приисканию или приспособлению средств либо орудий убийства, это уже не угроза убийством в смысле статьи 186 Уголовного кодекса, а приготовление или покушение на убийство.
Кроме обнаружения у виновного умысла на убийство при высказывании угрозы (что имеет большое значение для предотвращения задуманного лицом преступления) следует также помнить, что в некоторых случаях угроза убийством является способом совершения другого, более тяжкого преступления и квалифицируется по соответствующей статье уголовного закона.
Преступление, предусмотренное статьей 186 Уголовного кодекса Республики Беларусь (1999г.), необходимо отграничивать от приготовления к убийству и покушения на убийство. Проблема квалификации данного состава заключается в неправильном понимании одного из необходимых условий угрозы - условия ее реальности. Уголовно наказуемая угроза должна быть реальна, т.е. выражаться или сопровождаться действиями, которые воспринимаются потерпевшими как объективно направленные на ее осуществление. Такие действия создают непосредственную опасность причинения вреда жизни потерпевшего и воспринимаются лицом как начало посягательства или приготовление к нему. Примером таких действий может быть демонстрация оружия (огнестрельного, холодного), нанесением побоев и т.п. Эти действия хотя и причиняют определенный вред здоровью потерпевшего в момент угрозы или непосредственно после нее, но совершаются с целью усиления ее реальности, убедительности. Вот здесь и появляются трудности в правильной квалификации подобных действий.
В судебной практике встречаются ошибки в результате смешения угрозы убийством и покушения на убийство, либо правоохранительные органы не обращают должного внимания на заявления граждан об уголовно - наказуемой угрозе, хотя в таковых часто присутствуют признаки более тяжкого преступления.
Так, гражданин Е. проживая в фактическом браке с гражданкой К., на почве ревности неоднократно угрожал ей убийством. Однажды, вооружившись охотничьим ружьем, он явился к месту работы К. и угрожал убийством, прицеливаясь в нее из ружья. Однако ни общественность, ни следственные органы не приняли должных предупредительных мер. Хотя в действиях Е. усматривается (недостаток фактических данных не позволяет утверждать об этом) покушение на убийство. Спустя три месяца Е., покушаясь на убийство К., нанес ей ножевое ранение в грудь.[26? с.18]
Мы считаем, что действия, которые по своим объективным признакам совпадают с приготовлением или покушением на убийство необходимо квалифицировать по статье 186 Уголовного кодекса (при соблюдении всех условий данного состава) только в случаях, если умысел на совершение приготовительных действий к убийству или покушения на убийство у виновного установлен не был.
Архангельский Областной суд признал гражданина О. виновным в покушении на убийство из хулиганских побуждений и в связи со служебной деятельностью потерпевшего. Установлено, что гр.О., будучи в нетрезвом состоянии, пришел в кабинет начальника лесопункта с топором в руках, угрожал техноруку Ж. убийством а затем, подняв над головой топор, стал приближаться к нему. Гр-н Ж., подойдя к О., отобрал у него топор. Судебная коллегия Верховного Суда РСФСР по этому делу отметила, что указанные обстоятельства не свидетельствуют о покушении на убийство, так как умысел на причинение смерти в действиях О. не установлен. Содеянное переквалифицировано на статью 207 Уголовного кодекса РСФСР.[9? с.7]
Умысел виновного при угрозе убийством направлен на то, чтобы испугать потерпевшего, а не осуществить в действительности угрозу (хотя его действия объективно могут совпадать с покушением на убийство). Здесь есть особенность в поведении виновного. Не желая убить, он стремится к тому, чтобы его поведение было воспринято как начало осуществления преступного посягательства на жизнь.
Лицо в момент преступления сознательно искажает истинное субъективное содержание своих действий, желая тем самым вызвать страх у потерпевшего.
Для правильной квалификации в данном конкретном случае с особой тщательностью необходимо исследовать субъективную сторону деяния, правильно определить направленность умысла виновного, независимо от его заявлений об этом в момент совершения угрожающих действий. Для этого следует внимательно изучать все обстоятельства каждого конкретного дела, которые характеризуют поведение лица не только в момент угрозы, но и до, и после нее, причины по которым виновный не реализовал угрозу. А. Зелинский, исследуя преступления данной категории, правильно выделил существенные признаки, которые обычно свидетельствуют об отсутствии умысла на убийство:
1) неиспользование благоприятных условий для осуществления угрозы;
2) отступление перед препятствиями, возникающими на пути осуществления угрозы, при наличии возможности их преодоления.[26? с.19]
Более характерными для угрозы является неиспользование благоприятных условий для ее осуществления.
В этом отношении поучительно дело гражданина А., рассмотренное судом Ленинского района г.Куйбышева. А., отбыв наказание за хулиганство, через непродолжительное время стал вновь пьянствовать, скандалить с женой и угрожать ей убийством. Во время очередной ссоры он с криком "убью" схватил лопату и ударил жену по голове. Потерпевшая закрылась от удара рукой, удар пришелся по кисти руки и причинил ей легкое телесное повреждение. А. был привлечен к уголовной ответственности за покушение на убийство. Верховный Суд РСФСР отменил данный приговор и указал, что, несмотря на словесную угрозу убийства в момент удара и характер орудия преступления, способного причинить смерть (металлическая лопата), умысел на убийство отсутствовал. Такой вывод был основан на следующих фактах. Заявляя о своем намерении совершить убийство, А. никогда не пытался осуществить его при других более благоприятных для этого обстоятельствах. Удар хотя и был направлен в жизненно важный орган человека, но не мог причинить смерть, так как произведен с небольшой силой и не острием лопаты, а плашмя. Обвиняемый не повторил удар, хотя и имел такую возможность. Суд переквалифицировал этот эпизод обвинения по ст.207 Уголовного кодекса РСФСР.[5? с.459]
Правильное определение причин, в силу которых лицо покушавшееся на убийство, не довело своих действий до конца, имеет решающее значение для установления направленности умысла.
В частности, свидетельством умысла на убийство может служить стремление виновного преодолеть препятствия, возникающие на пути к поставленной цели. Встретив сопротивление потерпевшего или иных лиц, убийца, как правило, вступает в борьбу с ними и отказывается от продолжения посягательства лишь в случае, если осознает фактическую невозможность завершения преступления. Лицо, которое осуществляет угрозу, в случае сопротивления жертвы или иных лиц активно не стремится к продолжению лжепокушения, сопровождая свое пассивное поведение в основном устными угрозами.
Гражданин П. был осужден по ч.3 ст.206 Уголовного кодекса РСФСР. Он признан виновным в совершении особо злостных хулиганских действий с попыткой применения топора при следующих обстоятельствах. По месту жительства П. из хулиганских побуждений учинил ссору с женой, во время которой нанес ей побои, причинив легкие телесные повреждения без расстройства здоровья. Затем, угрожая расправой, он замахнулся топором с намерением ударить, однако был остановлен дочерью и племянницей, свои действия сопровождал нецензурной бранью.
Президиум городского суда квалификацию изменил, указав следующее: так как причиной ссоры П. и его жены послужило нежелание жены впустить его в квартиру, т.е. на почве личных взаимоотношений, и в процессе драки они взаимно наносили друг другу удары, то действия П. подлежат квалификации по ч.2 ст.112 Уголовного кодекса. Действия П., выразившееся в угрозе во время ссоры применить топор следует расценивать как угрозу убийством и квалифицировать по ст. 207 Уголовного кодекса РСФСР.[6? с.191-192]
Как ранее отмечалось, лицо, покушающееся на убийство, направляет все усилия на достижение преступного результата, не отступая перед возникающими препятствиями. В этом плане показателен следующий пример. С. находился в неприязненных отношениях с Ш. и неоднократно угрожал ей убийством. Зарядив охотничье ружье, он пришел к дому Ш. При попытке его задержать и обезоружить он оказал упорное сопротивление, при этом произвел два выстрела в направлении комнаты, где находилась Ш. Выстрелы, однако, не причинили никому вреда. Куйбышевский Областной суд, учитывая поведение С. до и в момент совершения преступления, его упорное стремление произвести прицельные выстрелы в Ш., отверг заявления подсудимого о том, что он не имел намерения совершить убийства, а хотел напугать гражданку Ш., и квалифицировал его действия по ст.ст.15 и 103 Уголовного кодекса РСФСР.[26? с.19]
Из выше написанного видно, что преступник, угрожая убийством, но не желающий реализовать такую угрозу, часто лишь имитирует нападение на потерпевшего и, как правило, не стремится преодолеть препятствия, которые могут помешать действительному посягательству на жизнь. При сопротивлении он прекращает нападение, позволяет обезоружить себя или сознательно направляет в сторону оружие, дает возможность потерпевшему уклониться от удара и т.п.
Сложнее обстоит дело с квалификацией, когда угроза сопровождается приготовительными действиями.
Во-первых, органы милиции и прокуратуры не прислушиваются к сигналам такого рода, проходят мимо таких фактов или в лучшем случае ограничиваются предупреждением лиц, готовящихся к совершению преступления. В результате преступники получают возможность осуществить свои цели.
Например, к начальнику одного из отделений г.Тулы поступило заявление С., которая сообщала, что ее муж Г. систематически издевается над ней, хулиганит, приготовил нож и угрожает ей убийством. Это заявление проверял работник милиции, который ограничился тем, что предупредил Г., а у С., взял подписку, что она прощает мужа. Нож у Г. работник милиции не изъял. Спустя некоторое время Г. убил этим ножом С.[14? с.31]
Во-вторых, необходимо правильно различать, когда демонстрация орудий или сообщение об их приобретении является приготовительным действием к совершению убийства, а когда используются для психического воздействия на потерпевшего. Необходимо рассматривать все обстоятельства в совокупности для решения такого вопроса.
Большое значение приобретают фактические данные, которые свидетельствуют о приготовлении к убийству, когда виновный, наряду с высказыванием угроз, пытается склонить другое лицо для совершения убийства. Кроме этого имеет значение:
- характер взаимоотношений обвиняемого и потерпевшего (крайне неприязненные отношения, частые ссоры и т.д.);
- предшествующее поведение виновного (часто хулиганил, избивал других лиц и потерпевшего);
- личность виновного (наличие судимости, притом за преступления против личности либо общественного порядка).
Демонстрация оружия свидетельствует об умысле на убийство и требует квалификации как приготовление к убийству, в случае, когда угрозы сопровождались конкретными действиями, на приискание или приспособление средств либо орудий убийства.
Опираясь на выше изложенное, мы не можем согласиться с квалификацией по ч.2 ст.206 и ст.207 Уголовного кодекса РСФСР действий Н., которые состояли в следующем. Поздно вечером Н., вооружившись пистолетом, явился к дому У., начал стучать в дверь, угрожая ему убийством. В ответ на стук и угрозы, жена У. ответила, что его нет дома. Н. потребовал открыть дверь, заявляя: " Я должен его убить". В этот момент приехали работники милиции. Н. пытался скрыться, но был задержан. При этом у него изъяли пистолет, который он хранил незаконно.[14? с.186]
Обстоятельства совершенного преступления свидетельствует о том, что Н. не только угрожал убийством, но и совершил приготовительные действия - приобрел пистолет и явился к дому У. для осуществления своего намерения. Исходя из сказанного об отграничении угрозы убийством от приготовления к убийству, вполне обоснованной представляется квалификация действий Н. по ст.ст.15, 103 либо по статьям 15, 102 (в зависимости от наличия отягощающих признаков убийства, которые при применении ст.207 Уголовного кодекса РСФСР не были исследованы) и по ч.1 ст.218 Уголовного кодекса РСФСР.
Отметим, если виновный высказывает угрозы убийством и в них содержатся квалифицирующие признаки, указанные в ч.2 ст.139 Уголовного кодекса Республики Беларусь (1999г.), то при дальнейшей реализации угрозы (приготовление к совершению убийства или покушение на убийство) квалифицировать такие действия следует не по ч.1 ст.139 (простое убийство), а по ч.2 ст.139 (как убийство с отягощающими обстоятельствами) и ст.ст.13 или 14, в зависимости от стадии, на которой было прервано преступное посягательство.
В случаях, когда угроза убийством оказалась реализованной в более опасном преступлении - приготовлении к убийству, ст.186 Уголовного кодекса Республики Беларусь не подлежит применению. Во всяком случае, при изучении судебной практики по делам об убийствах Верховного Суда как Республики Беларусь, так и БССР, РСФСР, СССР, не было встречено фактов применения ст.202 Уголовного кодекса 1961г. (ст.186 Уголовного кодекса 1999г.).
В литературе также придерживаются подобных правил квалификации. "В тех же случаях, когда виновный совершает реальные действия, направленные на реализацию угрозы, ответственность должна наступать как за приготовление или покушение на убийство"[40? с.338]
Теоретически возможно вывести ситуацию, при которой квалифицировать действия виновного необходимо по совокупности статей (реальная совокупность), в отношении высказывании угрозы и ее реализации к одному и тому же лицу.
В случаях, когда лицо угрожает потерпевшему в связи с определенными обстоятельствами, которые вызывают желание угрожать без осуществления угрозы. Но через некоторое время виновному становятся известны другие факты (высказывание лица, его поведение, определенные действия), которые формируют умысел на убийство и виновный пытается его реализовать. Мы считаем, здесь необходимо квалифицировать данное преступное деяние по совокупности статей, предусматривающих ответственность за угрозу убийством и посягательство на жизнь. Однако на практике применение такой модели вызовет определенные трудности, в виду отсутствия должного изучения всех обстоятельств угрозы убийством, которая была реализована в более тяжком преступлении.
В стадии приготовления к убийству, на наш взгляд, больше нет проблемных вопросов связанных с квалификацией данного деяния. Можно вывести целый ряд проблем доказывания. Но эта тематика совершенно другая и более подробно мы на ней останавливаться не будем.
Отметим, что небольшое количество, в целом, таких преступлений, как приготовление к убийству или угроза убийством, объясняется, в первую очередь, высокой степенью их латентности.
Предварительная преступная деятельность виновного обнаруживается, как правило, совершением каких-либо действий, характер которых позволяет судить об умысле на лишение жизни определенного лица. Если при покушении на убийство такие действия чаще всего становятся известными потерпевшему или иным лицам (особенно если в результате попытки убить потерпевшего, ему причинены ранения), то суть приготовительных действий, как правило, известна только самому преступнику (например, изготовление с целью убийства ножа). Но и в тех случаях, когда правоохранительному органу стало известно о приготовлении к убийству, изобличение преступника весьма затруднительно, так как сложно доказать умысел на убийство у лица на данной стадии.
ГЛАВА 2.
Проблемы квалификации покушения на убийство при различных формах умысла
2.1. Покушение на убийство и косвенный умысел
На данном этапе уголовно - правовой науки, господствующим является мнение, что предварительная преступная деятельность (в частности, покушение на преступление) возможна только с прямым умыслом. Но некоторыми учеными высказывались и другие суждения.
Если обратиться к истории развития уголовного права, то еще в дореволюционной уголовно - правовой науке, можно было встретить утверждение, что "со стороны субъективной покушение по существу бывает всегда умышленное", но "при нем возможны все виды и оттенки умысла".[42? с.359] Вопрос о возможности предварительной преступной деятельности с косвенным умыслом активно обсуждался и в советский период. Отдельные исследователи считали покушение на преступление с косвенным умыслом невозможным, однако свое мнение аргументировали практическими трудностями доказывания косвенного умысла при неоконченном преступлении.[50? с.63] Стоит отметить, что в 40-е года 20 века ввиду слабого развития юридической науки, суждения, как о возможности, так и о невозможности покушения с косвенным умыслом, высказывались, как правило, без особой аргументации.
В 60-е годы разработка вопроса о видах умысла в предварительной преступной деятельности получила новый импульс. В своих работах такие видные ученые - криминалисты как И.И. Горелик, П.С. Дагель, чуть позже Д.П. Котов, пытались обосновать свою позицию о возможности покушения с косвенным умыслом теоретическими и практическими соображениями.
Так, И.И. Горелик писал: "То, что закон не различает преступления по формам умысла, свидетельствует об их одинаковой опасности, несмотря на некоторые особенности в психическом отношении к содеянному. Если, следовательно, действующий с прямым и действующий с косвенным умыслом одинаково отвечает за последствия своих сознательных действий, то одинаковой должна быть и ответственность за сознательные действия, случайно не приведшие к последствиям".[20? с.63]
П.С. Дагель считал, что конструкция покушения с косвенным умыслом не противоречит формулировке покушения в действующем законе: "Статья 15 Основ уголовного законодательства говорит о "направленности действия", а не о желании субъекта создать реально наступившие последствия. Формулировка "действие, непосредственно направленное на совершение преступления" характеризует объективную направленность этого действия на причинение вреда объекту... Действия, совершенные с косвенным умыслом в отношении преступного последствия, также непосредственно направлены на совершение преступления".[22? с.192]
Кроме приведенных высказываний, эти авторы ссылались на то, что покушение с косвенным умыслом известно судебной практике. Однако, приведенные ими доказательства неубедительны.
Например, Баландин осужден по ст.15 и п.п. "б", "г", "д", "з" ст.102, ч.2 ст.98, ст.15 и ч.2 ст.149 Уголовного кодекса РСФСР.
Он признан виновным в покушении на убийство Н., ее детей и своего сына, умышленном повреждении государственного имущества, совершенного путем поджога, и покушении на уничтожение личного имущества граждан путем поджога.
Около часа ночи Баландин, облив бензином жилой вагон, в котором находились его сын, Н. с детьми, с целью их убийства поджег вагон. Однако Н. проснулась, заметила огонь, и пожар был ликвидирован. Б., признавая себя виновным в поджоге вагона, отрицал обвинение в покушении на убийство Н., ее детей и своего сына.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР приговор изменила, указав, что по обстоятельствам дела не установлено, что Б. желал смерти потерпевших. В действиях Б. установлен косвенный умысел на причинение смерти, следовательно, отсутствует состав покушения на убийство.[6? с.30]
В руководящих разъяснениях Пленума Верховного Суда Республики Беларусь от 15 сентября 1994г. также говорится: "Покушение... на убийство возможно лишь с прямым умыслом, то есть когда действия виновного свидетельствовали о том, что он предвидел наступление смерти, желая этого, но смертельный исход не наступил в силу обстоятельств, не зависящих от его воли".[13? с.28]
Мы полностью согласны с мнением ученых, которые считают невозможным покушение при косвенном умысле. Стоит отметить, что различие между этими видами умысла проводится по волевому моменту, это также закреплено законодательно в ч.3 ст.22 Уголовного кодекса Республики Беларусь 1999г. В литературе при характеристике волевого элемента косвенного умысла, нередко указывается на безразличное отношение виновного к преступным последствиям [52? с.128], в связи с чем косвенный умысел именуется, "преступным безразличием". Однако такого безразличного отношения может и не быть, более того, в большинстве случаев при косвенном умысле оно отсутствует. За весьма редкими исключениями психически нормальный человек не может безразлично относиться к преступным последствиям хотя бы потому, что с ними связана угроза уголовной ответственности. Чаще всего субъект относится к этим последствиям отрицательно, но ненаступление таковых он основывает только на волю случая.
При таком положении вещей, привлекать лицо к ответственности за последствие, которое оно, по сути, не желало, нецелесообразно, так как это приводит к объективному вменению. Лицу необходимо целенаправленно, осознанно стремиться к достижению результата, чтобы покушаться непосредственно на него.
Очень жаль, что с принятием Уголовного кодекса 1999г., законодатель не счел нужным прямо указать в законе то, что предварительная преступная деятельность возможна лишь при прямом умысле. Первоначально это было закреплено в проекте кодекса. Такого рода пояснение внесло бы ясность и очень помогло бы практическим работникам. В судебной практике встречались случаи, при которых суды признавали, что виновный действовал с косвенным умыслом, но его действия квалифицировались все же, как покушение на убийство.
Примером может быть хорошо известный в юридической литературе случай. Приговором нарсуда г. Бобруйска Б. был осужден по ст.15 и ст.101 Уголовного кодекса БССР за то, что во время ночного дежурства по охране колхозного сада с целью напугать, выстрелил из охотничьего ружья в сторону подростков, проникших в сад для хищения небольшого количества яблок. Суд исходил из того, что, хотя двоим потерпевшим были причинены легкие телесные повреждения с кратковременным расстройством здоровья, а третьей - легкие телесные повреждения без расстройства здоровья, Б. имел косвенный умысел на причинение смерти кому-либо из проникших в сад подростков. Президиум Могилевского обл. суда переквалифицировал преступление Б. на ч.1 ст.110 Уголовного кодекса БССР и указал, что, поскольку, у Б. не было прямого умысла на причинение смерти, его действия не могут рассматриваться как покушение на убийство и должны квалифицироваться исходя из фактически наступивших последствий.[31? с.43]
Но как быть в ситуации, когда при "косвенном умысле" ни один из сознательно допускавшихся действующим лицом результатов не наступил. По уголовному закону 1961г. и 1999г. оснований для ответственности лица вообще нет, так как преступление не окончено, а отсутствие преступного намерения в отношении результата действия не позволяет рассматривать содеянное как приготовление или покушение на преступление. Как писал С.В. Бородин: "...если действия того или иного лица свидетельствуют, что, совершая их, оно допускает возможность причинения смерти другому человеку (действовало с косвенным умыслом), но последнему все же не было причинено физического вреда, уголовная ответственность должна наступать не за покушение на убийство, а за фактически содеянное, если в нем содержится состав какого - либо преступления".[18? с.193-194] Следовательно, если состава иного преступления нет, то и отсутствует общественная опасность такого деяния, исходя из того, что оно не наказуемо. Но с этим мы не можем согласиться. Общественная опасность действий с косвенным умыслом, поставляющих жизнь другого человека в опасность очень велика.
Отдельные ученые пытались добиться признания покушения с косвенным умыслом именно для того, чтобы квалифицировать совершенные действия в соответствии со степенью их опасности. Так, И.И. Горелик, указывал, что: "Оспариваемое мнение нарушает принцип одинаковой опасности разных форм умысла и приводит к тому, что опасность с косвенным умыслом (если при этом обошлось без последствий) становится иной и меньшей".[20? с.50] "Признание покушения с косвенным умыслом будет иметь большое предупредительно - воспитательное значение. Сознание виновным, действующим с косвенным умыслом, что он понесет ответственность за наиболее тяжкие последствия, которые могли наступить, хотя случайно не наступили, способно удержать его от совершения общественно опасных действий".[20? с.52]
Согласиться с признанием покушения с косвенным умыслом мы не можем. Но все же из приведенных И.И. Гореликом примеров видно, что проблема пробела в уголовном законе относительно таких деяний (не наступление каких - либо последствий при действии с косвенным умыслом на причинение смерти) существует.
Например, В. и Вн. на мосту через залив Ладожский г.Сартавала беспричинно приставали к М., наносили ему удары, выражались нецензурными словами, а затем сбросили его с моста. Потерпевший, оказавшись в воде на расстоянии 8.5 м. от берега выплыл лишь с помощью постороннего человека.[10? с.15]
Вариативность таковых ситуаций может быть самая различная: сбрасывание с высоты, с поезда идущего на довольно высокой скорости и т.д.
Подавляющее большинство авторов, критикуя приведенные примеры, считают, что в подобных случаях в действиях виновного усматривается прямой умысел ввиду предвидения лицом неизбежности наступления последствий. Это аргументируется по-разному: тем, что само название косвенного (эвентуального) умысла означает, что результат может наступить, но может и не наступить.[47? с.200-201] Тем, что при предвидении неизбежности последствий нельзя говорить, что виновный их не желал.[34? с.304] Позиция, занимаемая этими авторами, бесспорно правильна. Плохо то, что законодатель не счел нужным указать это прямо в законе, в статье, определяющей понятие прямого умысла. Нам очень симпатична позиция законодателя России. В ч.2 ст.25 Уголовного кодекса Российской Федерации интеллектуальный элемент прямого умысла определен следующим образом: "... лицо осознавало общественную опасность своих действий ... предвидело возможность или неизбежность наступления ... последствий...".[4? с.15] Мы считаем, что такое определение прямого умысла целесообразно закрепить и в нашем уголовном законе. Так как оно полностью раскрывает содержание прямого умысла и исключает возможные споры о его понятии, которые наблюдались в литературе в советский период.
Бесспорно, неизбежность наступления последствий свидетельствует о наличии прямого умысла. Но это - оценочное понятие, которое, при определенных изменениях в фактических обстоятельствах однородных деяний, может перетрансформироваться из неизбежности в высокую вероятность наступления последствий. А это уже может свидетельствовать и о косвенном умысле по отношению к последствиям. Например, сбрасывая человека с 10 этажа, преступник понимает неизбежность наступления смерти потерпевшего, но тот же вариант действия при сбрасывании с 4 этажа уже не является неизбежным для причинения смерти, и, следовательно, не исключает наличие косвенного умысла виновного на причинение смерти. Особенно актуальна ситуация если при этом потерпевшему не были причинены какие-либо серьезные повреждения.
Встает естественный при такой ситуации вопрос - как же быть? Например, некоторые ученые считают, что таковая проблема отсутствует ввиду единичных случаев подобных действий и, что при более подробном изучении обстоятельств дела, можно такие действия квалифицировать по иным статьям Уголовного кодекса.[44? с.111-112]
Мы считаем, что подобное недопустимо.
Во-первых, количество дел той или иной категории еще не определяет значение тех или иных законов, а, значит, законодательное закрепление наказуемости таких деяний не только будет способствовать более правильной квалификации по их степени опасности, но и будет выполнять большую предупредительно - воспитательную задачу.
Во-вторых, на пути к правовому демократическому государству, в первую очередь, необходимо поставить в рамки закона карательную машину государства. Если обратиться к истории, то можно увидеть к каким последствиям привела расхожая фраза "был бы человек - статью найдем", которая легла в основу политики государства. Повторять такие ошибки мы не имеем права. Поэтому решение вопроса о наказуемости подобных деяний необходимо добиться на законодательном уровне.
Попытки сделать это, наблюдались у отдельных ученых. Так, И.И..Горелик, предлагал дополнить главу Уголовного кодекса "Преступления против жизни, здоровья, свободы и достоинства личности" следующим составом:
" Поставление в опасность жизни или здоровья другого лица -
наказывается лишением свободы на срок до двух лет или исправительными работами на срок до одного года".[20? с.289]
Отметим, что подобный состав (поставление в опасное положение) содержит также и Уголовный кодекс Грузии. Так ст.128 гласит:
"Заведомое поставление в опасное для жизни положение лица, лишенного возможности принять меры к самосохранению -
наказывается лишением свободы на срок до двух лет".[3? с.63]
К сожалению, Модельный уголовный кодекс СНГ не содержит нормы запрещающей подобные деяния.
На наш взгляд, статья, предложенная И.И. Гореликом, а также статья, закрепленная в Уголовном кодексе Грузии, не может быть просто перенесена в наш кодекс, так как обе требуют определенной доработки. Диспозиция статьи Горелика в должной мере не раскрывает общественную опасность действий виновного, кроме этого необходимо указать на форму вины присущую данному составу. Невозможна ответственность лица за неосторожное поставление в опасность, если не наступили какие-либо последствия. Также объектом данного преступления должна быть только жизнь человека. В статье Уголовного кодекса Грузии слово "заведомо" необходимо заменить на прямое указание формы вины, кроме этого нет необходимости, указывать на то, что потерпевший "лишен возможности принять меры к самосохранению". Данная формулировка, являясь необходимым условием ответственности за оставление в опасности (ч.2 ст.159 Уголовного кодекса Республики Беларусь), будет не оправданно сужать рамки ответственности за преступления, связанное с поставлением жизни в опасное состояние.
Прежде чем перейти к описанию диспозиции предлагаемой нами статьи отметим, что подобные преступления могут совершаться:
- с причинением определенного вреда здоровью (и квалифицируются в настоящее время по фактически наступившим последствиям);
- без причинения какого-либо вреда здоровью (и квалифицируются по другим статьям, чаще всего как хулиганство, либо уголовные дела правоохранительными органами не возбуждаются).
Так как направленность действий виновного в данном преступлении ставит в опасность именно жизнь человека, то мы считаем, что в таких ситуациях телесные повреждения любой степени тяжести, данный состав должен поглощать (т.е. дополнительной квалификации по статье предусматривающей ответственность за телесное повреждение не требуется). Ввиду чего, санкция первой части данной статьи будет строже санкции статьи, предусматривающей ответственность за умышленное причинение менее тяжких телесных повреждений.
Причинение тяжких телесных повреждений в результате подобных действий целесообразно выделить как квалифицирующий признак и, соответственно, повысить уголовную ответственность. Так же необходимо поступить и с иными отягчающими обстоятельствами, свидетельствующими о большей общественной опасности совершенного преступления.
Итак, состав будет иметь следующий вид:
"Умышленное поставление в опасность
1. Действие или бездействие лица, совершенное с косвенным умыслом по отношению к наступлению смерти другого лица и поставившее жизнь этого лица в опасное состояние (умышленное поставление в опасность) -
наказывается исправительными работами на срок до двух лет или ограничением свободы на срок от одного года до четырех лет, или лишение свободы на срок от одного года до пяти лет.
2. То же действие совершенное:
1) в отношении двух или более лиц;
2) в отношении заведомо малолетнего, престарелого или лица находящегося в беспомощном состоянии;
3) в отношении заведомо беременной женщины;
4) общеопасным способом;
5) в отношении лица или его близких в связи с осуществлением им служебной деятельности или выполнением общественного долга;
6) с причинением потерпевшему тяжкого телесного повреждения;
7) группой лиц;
наказывается лишением свободы на срок от шести до двенадцати лет".
2.2. Проблемы квалификации покушения на убийство при альтернативном и неопределенном умысле
Большое значение в определении правильной квалификации покушения на убийство имеет не только деление умысла на прямой или косвенный, но и выделение, и изучение определенного и неопределенного умыслов. Сразу же встает естественный в таком случае вопрос - возможно ли деление косвенного умысла на определенный и неопределенный? Теоретически возможно сконструировать такой умысел и как прямой (когда виновный в равной мере желал наступления любого из предвиденных им последствий), и как косвенный (когда виновный не желал ни одного из таких последствий, сознательно допуская наступление любого из них). Но можно с полной уверенностью утверждать, что юридически и практически (с точки зрения доказывания) определенный и неопределенный косвенный умыслы вообще невозможно разграничить. Да и действия лица в таком случае на практике будут квалифицироваться по конкретному наступившему последствию, как совершенные с косвенным умыслом. Поэтому в данном параграфе мы рассмотрим проблемы квалификации покушения на убийство при прямом альтернативном и неопределенном умысле.
В практике органов суда и следствия некоторые трудности как раз и представляют разрешение вопросов ответственности лиц, совершивших преступления с такими формами прямого умысла. Объясняется это тем, что в литературе мнения на этот счет весьма разнообразны и противоречивы. В целом мнения авторов, касающихся данной проблемы можно разделить на две большие группы:
Первые считают, что деление умысла кроме как на определенный и неопределенный вообще не практично, либо, что неопределенный и альтернативный умыслы понятие тождественное.[27? с.97]
Так, Б.С. Утевский в отношении квалификации действий, совершенных с прямым альтернативным умыслом, писал: "Советское уголовное право, прекрасно обходилось и обходится без альтернативного умысла. Случаи, когда субъект равно предвидел и желал наступление одного из двух возможных результатов, не представляет никаких трудностей для их квалификации. Поскольку умысел подсудимого в конкретном деле, в конечном итоге, объективизировался в виде одного определенного результата, а наличие у подсудимого умысла в отношении этого результата доказано, теряет всякое значение умысел подсудимого на другой возможный результат, если он только не объективизировался в требуемой законом форме".[48? с.208]
Вторая группа ученых, различает альтернативный (как разновидность определенного) и неопределенный умыслы. Но среди и тех, и других к вопросу ответственности относятся по-разному. Некоторые считают необходимым квалифицировать такие действия по фактически наступившим последствиям, другие же по правилам прямого определенного умысла.
Например, В.Д. Иванов, различая неконкретизированный и конкретизированный (к которому относит и альтернативный) умыслы, считает: "... ответственность лица определяется с учетом направленности его умысла на более тяжкое преступление. Если же преступление не было доведено до конца по причинам, не зависящим от воли виновного, то он должен отвечать за покушение на совершение более тяжких последствий и именно на их достижение направляет свою деятельность. Когда же он не добивается такого результата, то удовлетворяется наступившим, менее тяжким".[28? с.64]
Иную позицию по правилам квалификации таких деяний заняли составители научно-практического комментария к Уголовному кодексу БССР. "При альтернативном, определенном и при неопределенном умыслах, виновный несет ответственность за наступление тех последствий, которые фактически наступили".[40? с.18]
Для успешного решения вопроса о квалификации деяний при таких видах умысла на практике, первоначально необходимо решить теоретический вопрос основания классификации такого деления. Здесь также нет единства взглядов. Одни авторы утверждают, что в основе деления лежит направленность умысла, другие считают основанием классификации - характер содержания умысла[39? с.217-218], третьи - только степень определенности умысла субъекта.
С некоторыми критериями деления умысла мы в корне не согласны. Направленность умысла определяется мобилизацией воли на достижение определенной цели, т.е. характеризует волевой момент, он же в свою очередь зависит от характера и объема сознания. Ныне действующий закон не проводит разграничение по интеллектуальному моменту и классификация умысла сугубо только по этому элементу является, на наш взгляд, сужением общего понятия определенного и неопределенного умыслов, который существует в теории уголовного права. Мы считаем, что критерием такой классификации является характер содержания умысла.
Именно сплав волевого и интеллектуального элементов определяет деление умысла на определенный и неопределенный. Как уже говорилось, деление умысла только по волевому элементу не может быть, но без него оно не возможно также. Первоначально человеку необходима интеллектуальная обработка исходных данных для формирования конкретных целей (интеллектуальный момент). Здесь могут быть сформированы конкретные цели, которые ему очень желательны, допустимы, безразличны и нежелательны. Далее, при реализации таких целей, преступник уже осознанно, волей направляет свою деятельность на удовлетворение желаний (волевой момент).
Теперь обратим внимание на проблемы, которые возникают при применении такого теоретического деления умысла на практике. Наиболее сложным и нерешенным судебной практикой в общем виде, является вопрос о юридическом значении прямого неопределенного и альтернативного умыслов в тех случаях, когда преступные действия виновного не привели ни к одному из желаемых им последствий или вызвали не наиболее тяжкое последствие (из круга тех последствий, которые субъект предвидел или желал).
Например, Ю.А. Красиков считает, что "при альтернативном умысле,...виновный предвидит, что в результате его действий может или наступить смерть потерпевшего, или ему будет причинено тяжкое телесное повреждение. Если в результате содеянного наступают менее тяжкие последствия, то виновный должен отвечать за покушение на возможные более тяжкие последствия, так как эти последствия охватывались сознанием виновного и его воля была направлена на достижение именно этого, более тяжкого последствия....если виновный предвидит возможность наступления смерти потерпевшего или причинения тяжкого телесного повреждения, а реально было причинено тяжкое телесное повреждение, то он должен отвечать за покушение на убийство".[50? с.31]
К сожалению, такого рода решения иногда принимались судами на практике. Например, судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР не согласилась с выводами Ленинградского городского суда, не усмотревшего покушения на убийство в действиях Б., выстрелившего в дверь комнаты, в которой, как ему было известно, находилась потерпевшая Я. Хотя из материалов дела никак нельзя сделать вывод о том, что в качестве результата своих действий Б. желал только смерти Я. Судебная коллегия указала, что при таких обстоятельствах (пуля прошла на уровне человеческого тела, выстрелу предшествовали угрозы убийством, которые, однако, Б. не привел в исполнение, когда Я. находилась у него на виду) имеются все основания считать, что Б., стреляя в дверь комнаты, в которой находилась Я., не только сознательно допускал возможность ее убийства, но и желал ее смерти. Т.е. действовал с прямым умыслом и его действия подлежит квалифицировать по ст.ст.15 и 103 Уголовного кодекса РСФСР". В этом случае, на наш взгляд, было необходимо поставить вопрос: желал ли Б. только наступление смерти или удовлетворился бы и иными менее тяжкими последствиями своих действий, и по обстановке происшедшего такой вывод, представляется вполне вероятным.
Учитывая приведенный пример, мы видим, что виновный не может одновременно желать достижения либо тяжких телесных повреждений, либо смерти. В интеллектуальном моменте у преступника в качестве допустимых целей своего деяния есть и смерть, и тяжкие телесные повреждения, которые он реально осознает, но при волевом моменте, ему необходимо определиться, к достижению какого результата он стремится. Если он стремится причинить смерть, то будет делать все, чтобы таковая наступила; если же причиняются телесные повреждения, то деяние, бесспорно, необходимо квалифицировать как покушение на убийство (по правилам прямого определенного умысла). А, если он не делает всего необходимого (что и было в приведенном примере), то это не та цель, к достижению которой он направляет все свои усилия. Следовательно, смерть преступник допускает, но активно ее не желает и не стремится к ее достижению, - следовательно, присутствует косвенный умысел на убийство. А, как общеизвестно, при косвенном умысле покушение не возможно. Из всего выше написанного вытекает, что квалификация действий Б. как покушения на убийство неправильная.
Пленум Верховного Суда республики в постановлении от 15 марта 1991 года дает разъяснения относительно квалификации действий виновного с неопределенным умыслом. "Если виновный действовал умышленно и допускал причинение телесных повреждений любой тяжести, в том числе смерти, содеянное квалифицируется по фактически наступившим последствиям".[1? с.38]
Относительно альтернативного умысла, в плане его теоретического понятия, Верховный суд никаких разъяснений не дает. Но из ранее приведенных аргументов видно, что любой альтернативный умысел, относительно причинения смерти или причинения телесных повреждений, на практике трансформируется либо в прямой определенный умысел -стремление причинить смерть или телесные повреждения, либо в косвенный умысел по отношению к смерти потерпевшего. Безусловно, в подобных ситуациях при предвидении нескольких конкретных последствий реальное желание их наступления направлено лишь на одно. Следовательно, Верховный Суд решает проблему, связанную с квалификацией преступлений с альтернативным умыслом на причинение смерти, и мы с такими правилами квалификации (по фактически наступившим последствиям) согласны.
Отметим также то, что в ситуации, когда лицо желало своими активными действиями причинить смерть потерпевшему, но, причинив телесное повреждение, решило не продолжать своих действий (удовлетворившись наступившим результатом), фактически в его действиях содержится покушение на убийство. Постпреступное поведение, в качестве которого выступает нежелание виновного смерти потерпевшего после причинения телесного повреждения, является лишь обстоятельством смягчающим наказание, но не влияет на квалификацию деяния.
ГЛАВА 3.
Проблемные вопросы отграничения покушения на убийство от оконченных преступлений
3.1. Отграничения покушения на убийство от причинения тяжких телесных повреждений
Покушением на преступление, как указывается в ч.1 ст.14 Уголовного кодекса Республики Беларусь, признается умышленное действие или бездействие лица, непосредственно направленное на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по причинам, не зависящим от воли виновного.
Покушение отличается от приготовления тем, что приготовительные действия создают лишь условия для последующего совершения убийства и сами по себе не в состоянии привести к смерти потерпевшего, какими бы успешными они ни были. Покушение же представляет собой такое действие или начало совершения такого действия, которое могло причинить смерть, если бы этому не помешали независящие от воли виновного обстоятельства (смерть не наступила в виду своевременного оказания потерпевшему медицинской помощи, желая нанести смертельное ранение, виновный промахнулся и т.п.). Под независящими от воли виновного обстоятельствами следует понимать и такие, которые влекли фактическую невозможность причинения потерпевшему смерти (покушение с негодными средствами), например, выстрел из ружья, которое использовал виновный в целях убийства, не мог быть произведен в виду его неисправности.
В отличие от оконченного состава преступления - убийства, которое может быть совершено как умышленно, так и по неосторожности, покушение возможно только при умысле на совершение данного преступления. В содержании статьи 14 Уголовного кодекса Республики Беларусь 1999 г., к сожалению, прямо не указывается, что умысел при покушении может быть только прямым. На данном этапе развития уголовно-правовой науки практически все ученые считают, что предварительная деятельность возможна только с прямым умыслом. Этой позиции придерживаются и руководящие судебные инстанции. Так, Пленум Верховного Суда СССР, рассматривая дело Г., осужденного за покушение на убийство при отягощающих обстоятельствах, отметил, что покушение на совершение преступления представляет собой целенаправленную деятельность лица и может совершаться лишь с прямым умыслом, так как, не желая достигнуть определенного результата, лицо не может и покушаться на его достижение. Поскольку же по делу установлено, что Г. действовал с косвенным умыслом, то он должен нести ответственность не за те последствия, которые могли наступить, а за те последствия, которые реально наступили.[5? с.364]
Почему законодатель не счел нужным прямо указать в законе возможность предварительной деятельности лишь с прямым умыслом - нам не понятно, тем более что в проекте данное положение было зафиксировано.
Теперь перейдем к решению проблемных вопросов квалификации покушения на убийство. Изучение дел о покушении такого рода показывает, что по этим делам допускаются следующие ошибки, сопряженные с неправильной квалификацией действий виновного:
А) при установлении прямого умысла на убийство у лица, нанесшего телесные повреждения потерпевшему, смерть которого не наступила по независящим от преступника причинам, действия такого лица расцениваются не как покушение на убийство, а как нанесение телесных повреждений?
Б) при установлении прямого умысла на убийство у лица, своим бездействием поставившего жизнь потерпевшего в опасность, смерть которого не наступила по независящим от преступника причинам, такие действия квалифицируются как оставление в опасности.
Правильная квалификация таких преступлений (их отграничение друг от друга) во многом зависит от уяснения особенностей этих составов. Данные проблемные вопросы мы рассмотрим следующим образом, в этом параграфе будут рассмотрены проблемы, отнесенные нами к группе А, в следующем параграфе к группе Б.
Сложность отграничения преступлений группы А выражается в том, что по объективной стороне действия виновных, направленные на достижение разных результатов, выглядят порой абсолютно одинаково. Кроме этого у них могут совпадать и некоторые признаки субъективной стороны: мотивы и цель преступления.
Например, М. в обоюдной драке со своим двоюродным братом нанес ему удар топором по голове, причинив тяжкие телесные повреждения, опасные для жизни. При повторном рассмотрении дела по кассационной жалобе, Президиум Верховного Суда РСФСР не согласился с квалификацией содеянного по ч.1 ст. 108 Уголовного кодекса РСФСР, указав, что само нанесение со всего размаха удара по голове, как правило, влечет смерть потерпевшего и что лишь случайные обстоятельства, независящие от воли виновного, не привели в данном случае к наступлению смерти. Поэтому деяние М. должно быть квалифицировано как покушение на убийство.[8? с.8]
Для правильного разрешения вопроса об ответственности за покушение на убийство (как видно из ранее приведенного примера) большое значение имеет анализ субъективной стороны. Основным критерием для разграничения покушения на убийство и умышленного причинения телесных повреждений является направленность умысла виновного на момент совершения преступного деяния. Если умысел виновного непосредственно направлен на лишение жизни, то содеянное необходимо рассматривать как покушение на убийство, несмотря на то, что потерпевшему были причинены только телесные повреждения.
Так, Р. во время ссоры с женой нанес ей удар ножом в правую половину грудной клетки, причинив ей легкие телесные повреждения. После этого во время борьбы пытался нанести второй удар, но потерпевшей удалось вырвать у него нож и убежать из квартиры. В суде Р. показывал, что у него не было умысла на убийство жены, что он лишь хотел ее попугать. Однако по делу установлено, что Р. ранее не только избивал жену, но и угрожал убийством. Когда в этот вечер она поздно пришла домой, он в очередной раз устроил скандал, схватил на кухне столовый нож, пришел в комнату, нанес один удар в область жизненно важных органов - грудную клетку, а затем пытался нанести второй, но потерпевшая оказала ему сопротивление, вырвала нож, убежала, чем и предотвратила нанесение второго удара. Исходя из того, что Р. ранее угрожал потерпевшей убийством, что один удар нанес, а второй пытался нанести в область жизненно важных органов, что дальнейшие свои действия Р. прекратил только потому, что потерпевшая отняла нож и убежала, суд обоснованно пришел к выводу, что он действовал с прямым умыслом на лишение жизни жены. Преступный результат не наступил по независящим от него причинам. Р. был правильно осужден за покушение на умышленное убийство по ч.2 ст.15 и ст.101 Уголовного кодекса.[7? с.22]
Изучение практики показывает, что установление умысла на причинение телесных повреждений не представляет серьезных трудностей. Доказать же умысел на убийство в тех случаях, когда отсутствуют прямые доказательства (личные объяснения, свидетельские показания, письма и т.п.), значительно труднее.
Сложность состоит в том, что привлеченный к ответственности, как правило, отрицает умысел на убийство и нередко утверждает, что он намеревался причинить только телесные повреждения. В таких случаях можно полностью согласиться с мнением П.А. Дубовца: «Направленность умысла может быть установлена не только путем анализа субъективных обстоятельств, но и путем анализа объективной стороны преступления - орудий и средств преступления, способа причинения, характера повреждений и т.п. Иными словами, по действиям субъекта должно определяться его намерение».[24? с.126]
В руководящих разъяснениях Пленума Верховного Суда также сказано: «При решении вопроса о содержании умысла виновного суды должны исходить из совокупности всех обстоятельств преступления и учитывать, в частности, способ и орудие преступления, количество, характер и локализацию ранений и иных телесных повреждений (например, жизненно важные органы: голова, шея, левая сторона груди, печень, левый и правый пах), причины прекращения преступных действий и т.д., а также предшествующее поведение, характер действий виновного и потерпевшего, их взаимоотношения, характер действий виновного после совершения преступления».[4? с.12]
О направленности умысла, бесспорно, свидетельствуют вид и характер орудий, которыми были причинены телесные повреждения, сила удара, локализация и количество повреждений.
Органами предварительного следствия Е. был привлечен к уголовной ответственности за то, что во время ссоры ударил С. ножом в правое бедро, в результате чего потерпевшему было причинено слепое ранение бедра с повреждением бедренной вены, вызвавшее острую кровопотерю и смерть. Действие Е. были квалифицированы по п."б"ст.100 Уголовного кодекса как умышленное убийство из хулиганских побуждений.
При рассмотрение дела в суде было установлено, что между Е. и С. произошла ссора и обоюдная драка, во время которой Е. нанес С. удар ножом в бедро. Е. утверждал, что у него не было умысла на лишение жизни потерпевшего. Удар был нанесен в область не жизненно важных органов, чем подтверждаются объяснения Е. об отсутствии у него умысла на причинение смерти С. Исходя из совокупности обстоятельств дела, суд обоснованно пришел к выводу о том, что у Е. не было умысла на лишение жизни потерпевшего, а был умысел только на причинение телесных повреждений, в том числе и тяжких. Действия Е. совершенно обоснованно были квалифицированы по ч.2 ст.106 Уголовного кодекса.[7? с.21]
В следственной и судебной практике возникает вопрос, как следует квалифицировать действия виновного, причинившего тяжкие телесные повреждения потерпевшему, опасные в момент причинения для жизни, ударом кулака по голове. Суды нередко рассматривают подобные действия как покушение на убийство или умышленное убийство. Так, Краснодарский краевой суд, осудил П. за убийство Ц. Было установлено, что П. во время драки, возникшей после совместного распития спиртных напитков, ударил потерпевшего два раза кулаком по голове. Через некоторое время Ц. умер от кровоизлияния в мозг. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала, что действия П., квалифицированны неправильно, сославшись на то, что при отсутствии других доказательств нанесение ударов кулаком по голове в данном случае не свидетельствует о наличии у виновного умысла на убийство. Вместе с тем заключением судебно-медицинской экспертизы установлено, что потерпевшему были нанесены удары в область уха с большой силой и повлекли кровоизлияние травматического характера. Совершая эти действия, П. умышленно причинил тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть, наступление которой он не предвидел, хотя должен был и мог предвидеть.
Вопрос о квалификации действий виновного в подобных случаях не может быть разрешен по заранее установленному плану. Многое зависит от конкретных обстоятельств совершенного преступления, личности виновного и потерпевшего. Не исключены такие случаи, когда за причинение телесных повреждений ударом кулака виновный должен нести ответственность за покушение на убийство. Например, если установлено, что виновному известны специальные приемы нанесения ударов, которые могут повлечь смерть потерпевшего, то эти действия должны расцениваться как покушение на убийство, а если причинена смерть, то как умышленное убийство.
В подобных случаях необходимо среди всех прочих обстоятельств происшедшего также выяснить предшествующее преступлению поведение виновного и потерпевшего, их взаимоотношения. Если виновный высказывал определенные намерения в отношении потерпевшего, находясь с ним в неприязненных отношениях высказывал угрозу убийством, а затем нанес удар каким-либо тяжелым предметом по голове либо кулаком (но, как указывалось ранее, знал специальные приемы) и причинил тяжкие телесные повреждения, то такую ситуацию нельзя расценивать иначе, как осуществление угрозы убийством и необходимо квалифицировать как покушение на убийство. В то же время нельзя переоценивать высказывания виновного. Угроза убийством может быть важным доказательством только в том случае, когда она объективно соответствует характеру примененного орудия, направленности и силе ударов, их количеству, тяжести наступившего вреда (данный вопрос подробно был рассмотрен в 1 главе).
Нередко решающее значение для квалификации имеет поведение потерпевшего, особенно когда оно неправомерное и может вызвать у виновного состояние аффекта, при котором последний может совершить как оконченное преступление (убийство), так и покушение на него.
При рассмотрении таких ситуаций необходимо исходить из того, что покушение на убийство (в том числе и в состоянии сильного душевного волнения) невозможно с косвенным умыслом. Поэтому при отсутствии данных о наличии прямого умысла на лишение жизни потерпевшего, причинение телесных повреждений в состоянии аффекта должно быть квалифицированно по соответствующей статье Уголовного кодекса. Установление прямого умысла на лишение жизни, когда в состоянии аффекта причинено тяжкое или менее тяжкое телесное повреждение потерпевшему, дает основание для применения ст.ст.14 и 141 Уголовного кодекса.
Поведение преступника после действий, приведших к определенному преступному результату, так же, как и предшествующее поведение, должно учитываться при выяснении объективного отношения к содеянному, однако, делать вывод об отсутствии умысла на убийство главным образом на основании действий виновного после совершения преступления нельзя.
По приговору судебной коллегии по уголовным делам Могилевского областного суда от 9.12.1993 г. П. осужден по ч.2 ст.106 Уголовного кодекса. Его вина состоит в том, что он избил сына Д. (1991 г.р.), нанеся ему 10-12 ударов по голове и другим частям тела, причинив тяжкие телесные повреждения, повлекшие смерть потерпевшего. Суд указал, что ни в ходе предварительного следствия, ни в суде не был установлен умысел П. на лишение жизни ребенка. Об этом свидетельствует и то, что после нанесения ударов П. принимал меры к спасению ребенка: вызвал медицинскую помощь, сопровождал в больницу, тяжело переживал случившееся. Однако Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь с этим выводом не согласилась по следующим основаниям. Осужденный показал в суде, что поведение мальчика раздражало его и он нанес несколько ударов ребенку по голове и телу. Когда у Д. пошла кровь, он вытер ее. Поскольку Д. не успокаивался, он вновь нанес мальчику несколько ударов по голове. От одного из них тот упал со стола на пол. Лишь обнаружив, что потерпевший без сознания, П. вызвал медицинская помощь.
По заключению судебно-медицинской экспертизы у Д. наряду с черепно-мозговой травмой имелись: закрытый перелом обеих костей левого предплечья, кровоподтеки и ссадины лица и волосистой части головы. Только в голову было нанесено не менее 10-12 ударов тупым предметом.
При таких обстоятельствах коллегия обоснованно пришла к выводу, что нанесение малолетнему Д. большого количества ударов руками в жизненно важный орган - голову на протяжении длительного времени свидетельствует об осознании виновным неизбежности или возможности смерти, и квалификацию этих действий по ч.2 ст.106 Уголовного кодекса Республики Беларуси следует признать неправильной.[13? с.30]
Оказание помощи жертве, прекращение избиения далеко не всегда свидетельствует о том, что лицо не допускало возможности наступления смерти или сознательно к ней стремилось в процессе совершения своих действий. Психическое отношение к содеянному необходимо определять на момент действий, приведших впоследствии к смерти. Если умысел на причинение смерти у виновного был, но смерть не наступила в следствие своевременного оказания медицинской помощи, вызванной самим виновным, то его действия необходимо квалифицировать как покушение на убийство. Его действия после совершения преступления выступают как деятельное раскаяние, которое рассматривается как обстоятельство смягчающее ответственность, но не более.
Необходимо отметить, что на практике, когда смерть наступает не сразу после причинения телесного повреждения, иногда действия квалифицируют по ч.2 ст.106 Уголовного кодекса, мотивируют такую квалификацию в основном исходя из величины разрыва во времени между нанесением телесных повреждений и причинением смерти. При этом содержание умысла виновного в момент совершения преступных действий как бы отодвигается на второй план, ему не придается решающего значения. Такой подход нельзя признать правильным. Мы полностью согласны с высказыванием С.В. Бородина: «В тех случаях, когда виновный действовал с умыслом на убийство, продолжительность времени, прошедшего от момента нанесения повреждений потерпевшему до его смерти, не имеет значения для квалификации его действий».[17? с.221]
Действительно, время наступления смерти для квалификации значения не имеет. Величина разрыва во времени между причинением телесных повреждений и смертью может зависеть от жизнеспособности, особенностей организма потерпевшего, своевременности оказания медицинской помощи, многих других обстоятельств, которые не зависят от действий преступника и не меняют характера его вины. Хотя стоит отметить, что не во всех странах такой подход к данной проблеме. Например, по английскому праву не может быть обвинения в намеренном и предумышленном причинении смерти, если человек, подвергшийся нападению, прожил один год и один день после причиненных ему повреждений.[23? с.152]
Наше уголовное право не знает так называемых критических сроков для отграничения умышленного убийства от покушения на него или от тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. Нам представляется, что независимо от того, наступила ли смерть сразу или спустя некоторое время, налицо оконченное преступление (если смерть явилась следствием действий преступника и связана с ним причинной связью).
Уникальное в таком отношении дело, рассмотренное Ивановским областным судам. И. был осужден за умышленное убийство своего сына. Не желая продолжать жизнь с семьей, с целью уклонения от уплаты алиментов, И. дал своему десятимесячному сыну чай с каустической содой, в результате чего мальчик умер через 347 дней от поздних осложнений химического ожога пищевода. Судебно-медицинский эксперт дал заключение о том, что раствором каустической соды высокой концентрации ребенку были причинены, безусловно, смертельные телесные повреждения. Уличенный в совершении преступления, И. сознался, что намеревался умертвить сына. В данном случае, который является исключительным, смерть потерпевшего наступила почти через год после совершения преступления.[17? с.221]
Как видно из вышесказанного, скрупулезный анализ обстоятельств дела помогает разрешить вопрос отграничения покушения на убийство от причинения телесных повреждений. Учитывая все вышеизложенное можно сделать вывод о покушении на убийство в каждом конкретном случае только лишь при сочетании следующих трех условий:
1) действия виновного сознательно направляются на нарушение функций или анатомической целостности жизненно важных органов потерпевшего;
2) он применяет такое орудие или средство, которым может быть причинена смерть;
3) интенсивность действий такова, что смерть должна наступить неотвратимо, но она не наступает из-за обстоятельств, не зависящих от воли виновного (своевременное оказание медицинской помощи потерпевшему, промах при выстреле, нож прошел мимо сердца и т.п.).
Таким образом, деяние следует квалифицировать как покушение на убийство тогда, когда преступник причиняет тяжкие телесные повреждения, намереваясь причинить смерть, которая по не зависящим от него причинам не наступает. Его психическое отношение к смерти в этом случае выражается только в форме прямого умысла. Если же виновный при нанесении телесных повреждений сознательно допускает наступление любого последствия, в том числе и смерти, то его действия нельзя рассматривать как покушение на убийство, так как прямого умысла на причинение смерти у него нет.
3.2. Отграничения покушения на убийство от оставления в опасности
Как уже отмечалось в первом параграфе этой главы, существует проблема правильной квалификации преступлений против жизни, прерванных на стадии покушения и оставления потерпевшего в опасном для его жизни состоянии. Такие преступления были отнесены нами ко второй группе проблемных вопросов и рассмотрению особенностей этих составов мы посвятим данный параграф.
Как показывает изучение судебной практики применение статьи 125 Уголовного кодекса 1961г. (ст.159 Уголовного кодекса 1999г.) вызывает определенные трудности, связанные и с отграничением этого преступления от убийства (покушения на него). Такого рода трудности связаны с небольшим количеством эмпирического материала, из-за малого удельного веса деяний, предусмотренных ст.125 Уголовного кодекса 1961г., в массе общеуголовных преступлений. Это отчасти и является причиной разноречивого толкования отдельных положений, диспозиций и признаков составов оставления потерпевшего в опасном для жизни состоянии, как в теории уголовного права, так и в практике применения этой нормы. Тем более что руководящих разъяснений специально по составу оставления в опасности нет. Пленум Верховного Суда Республики Беларусь упоминает данный состав лишь касательно совокупности его с дорожно-транспортными преступлениями.
Значение же правильного разграничения составов убийства и оставления в опасности общеизвестно. Степень опасности этих преступлений далеко не одинакова и обществу не безразлично, за что осужденный отбывает наказание - за убийство или оставление в опасности.
Ошибки, допускаемые при разграничении упоминаемых преступлений, являются, прежде всего, следствием неправильного понимания субъективной стороны оставления в опасности. Мнения ученых по этому вопросу весьма разнообразны. Одни, например, признавая состав этой статьи умышленным, напрочь отвергают возможность совершения данного преступления с косвенным умыслом. Так, В.И. Малыхин, опираясь на высказывания П.И. Гришаева, утверждает, что "...косвенный умысел при совершении данного преступления не возможен уже потому, что он вообще не возможен в формальных составах преступления".[38? с.66] Другие авторы, наоборот, считают, что данному преступлению присущ только косвенный умысел.[32? с.276] Третьи полагают, что данное преступление можно совершить и по неосторожности.[35? с.597]
Но если обратиться к закону, то в нем сказано именно о умышленном неоказании помощи. Неосторожность по отношению к последствиям, находившимся вне состава преступления, здесь невозможна. Остается прямой или косвенный умысел. Исключение прямого умысла из состава преступления, предусмотренного статьей 159 Уголовного кодекса 1999г., является ограничительным толкованием закона. Следуя ему одно и то же бездействие лица пришлось бы квалифицировать то как убийство, то как оставление без помощи, в зависимости от желания или допущения смерти. А квалификация покушения на убийство при подобных обстоятельствах вообще объективно не возможна. Если же исключить из состава косвенный умысел, то ч.2 и ч.3 ст.159 Уголовного кодекса Республики Беларусь, перестали бы существовать. Так как при прямом умысле вменялось бы покушение на убийство.
Законодательное определение умышленной вины не дает повода для столь далеко идущих различий между двумя видами умысла. Невмешательство не может превратиться в причинение вреда только потому, что лицо сочувственно наблюдает за его развитием, которое он обязан предотвратить. Одна "злая воля" без активного ее внешнего выражения не может стать причиной смерти.
И. во время ссоры со своим мужем Л. в его присутствии с целью покончить с собой выпила флакон уксусной эссенции. Л. не оказал ей никакой помощи, а закрыл квартиру, где находилась потерпевшая, ушел в домоуправление и там в течение трех часов вел разговоры на различные темы, не сообщая о случившемся. Поведение виновного свидетельствует о желании смерти потерпевшей. Однако Суд Советского р-на г.Куйбышева не установил признаков умышленного убийства, а квалифицировал описанный эпизод по ч.2 ст.127 Уголовного кодекса РСФСР.[25? с.22-23] Такой вывод представляется правильным.
В литературе, однако, распространено мнение, согласно которому при наличии умысла на лишение жизни, оставление в опасности перерастает в убийство. Так, М.К. Аниянц считает: " Если будет установлено, что виновный оставил лицо в опасном для жизни состоянии, желая тем самым его смерти, содеянное следует квалифицировать как покушение на убийство (если, конечно, смерть не наступила)".[14? с.36]
С этим согласиться нельзя (по крайней мере, в такой формулировке). И.И. Горелик на наш взгляд обоснованно опроверг подобные заявления: "Если, сознавая опасность, которая нависла над потерпевшим, виновный предвидит возможность или неизбежность его гибели и не оказывает помощи при наличии к тому возможности (что всегда и имеет место при оставлении в опасности), то, по крайней мере, сознательно допускает смерть потерпевшего. При таких обстоятельствах умысел к последствиям становится обязательным для оставления в опасности и в каждом случае неоказания помощи потерпевшему можно видеть умышленное убийство. Умышленное убийство путем бездействия и неоказание помощи со смертельным исходом оказываются одним и тем же преступлением, что противоречит самому существу норм об ответственности за оставление в опасности".[20? с.109-110]
Для более последовательного и правильного рассмотрения особенностей состава оставления в опасности и отграничения этого преступления от покушения на убийство, следует изучить объективную сторону оставления в опасности. Анализ объективной стороны состава позволяет сделать вывод о том, что он предусматривает три вида поступков:
1) умышленное невмешательство в развитие опасной для жизни обстановки, возникшей, однако, независимо от виновного, при наличии возможности оказать необходимую помощь (ч.1 ст.159 Уголовного кодекса Республики Беларусь);
2) Такая же ситуация, но на виновного возлагается специальная обязанность действовать (оказать помощь). Выделяют здесь три основания обязанности действовать: требование закона или иного нормативного акта, выполнение лицом служебных или профессиональных функций и предшествующие бездействию конклюдентные действия (ч.2 ст.159 Уголовного кодекса Республики Беларусь);
3) Поставление в опасность, т.е. создание по неосторожности или с косвенным умыслом опасной для жизни обстановки, и последующее затем бездействие - невмешательство в дальнейшее развитие вызванных виновным вредоносных сил.
В первом случае бездействие - невмешательство не может быть признано причиной гибели пострадавшего. Такой причиной выступают независимые от бездействующего лица силы: действия других лиц, нападение животных, явления природы, поведение самого потерпевшего и др... Пассивность, выразившаяся в отказе от оказания помощи, не может служить объективным основанием ответственности за убийство. Например, А., который мог, но не оказал помощь тонущей женщине, желая по каким-либо мотивам ее гибели, и сознался в этом, не может быть привлечен к ответственности за убийство, поскольку опасность для этой женщины возникла независимо от него. Лицо, которое не оказывает необходимой помощи, хотя оно может это сделать, не стоит предварительно в таком отношении к находящимся в опасности объектам, чтобы своим бездействием оказать влияние на течение причинности. В данном случае проблем квалификации нет, бездействие является не причиной, а условием, способствующим наступлению последствия.
Во втором случае (ч.2 ст.159 Уголовного кодекса), ко всему прочему добавляется такое условие, как обязанность заботиться о потерпевшем. И здесь возникают определенные трудности в квалификации, так как некоторые авторы критерий разграничения упоминаемых преступлений ищут именно в источнике обязанности действовать.
Так, Т.В. Церетели в этой области различает:
- причиняющее и
- не причиняющее бездействие.
Первое имеет место, если в силу "специальной обязанности, действовать", которая вытекает из требований нормативного акта, занимаемого положения либо предшествующих действий, деятельность лица была включена в развитие причинного ряда, и оно виновно бездействовало. И если вследствие такого бездействия - оставления без помощи - наступила смерть, то (по мнению Церетели) виновный (например, пожарный, который не выполнил своей обязанности по тушению пожара, при виновном бездействии, и погибли при пожаре люди) несет ответственность за причинение смерти.
В другом случае "...наступление вреда не связано с волевым поведением субъекта, вред возникает вне сферы его деятельности. Не оказавший помощь лишь случайно сталкивается с поставленными в опасность объектами, лишь случайно оказывается в таком положении, что имеет фактическую возможность действовать для предотвращения вредного последствия".[55? с.273-274]
Дифференциация бездействия, проведенная Т.В. Церетели, имеет, несомненно, большое теоретическое и практическое значение. Однако в ней есть и минусы. Ведь неисполнение обязанности заботиться о другом лице само по себе еще не свидетельствует о причастности бездействовавшего к возникшей ситуации. Теория Церетели не дифференцирует специальную обязанность, действовать, которая может состоять:
- в обязанности не допускать возникновение опасности;
- либо только в обязанности не оставлять человека в опасности уже
созданной другими лицами или силами природы.
В своей теории Церетели необоснованно расширяет понятие убийства путем бездействия, что, конечно, недопустимо. Например, отец обязан заботиться о сыне. Если он возвращаясь с работы случайно увидел, что ребенок тонет, и не оказал ему помощь, то исходя из теории Церетели, здесь будет такое же убийство, как в случае, если отец катаясь на лодке не досмотрел за сыном и тот утонул, упав в воду и не получив помощи, хотя отец мог ее оказать. Безусловно, и в том, и в другом случае на отце лежит обязанность заботиться о ребенке, но лишь в одном из них он не должен был допустить самого возникновения опасной для жизни ситуации. В первом же случае, опасность для ребенка возникла помимо воздействия родителя и нет поэтому объективных оснований ответственности за причинение смерти.
А.С. Горелик, при разграничении убийства (покушения на него) и оставления в опасности, считает, что обязанность действовать следует дифференцировать на:
- общую. Обязанность в отношении неопределенного круга объектов, возникающей либо из уголовного закона, либо из "положений предусматривающих профессиональные или служебные обязанности в отношении неопределенного круга объектов". При не исполнении такой обязанности ответственность наступает по ч.1 ст.159 Уголовного кодекса Беларуси;
- конкретную, которая возникает " либо из профессионального и служебного долга по отношению к данному объекту, либо из конкретных действий, например из конклюдентных действий"[19? с.109-110]
Неисполнение такой обязанности влечет ответственность по ч.2 ст.159 Уголовного кодекса. А если в результате этого наступает смерть, то виновный, по мнению А.С. Горелика, должен отвечать за умышленное или не осторожное причинение смерти, а при прямом умысле к ненаступившим последствиям - за покушение на убийство.
Недостаток такого разграничения в том, что практически оно едва ли возможно. Разграничение, проведенное А.С. Гореликом, со ссылкой на приведенные примеры, не выдерживает серьезной критики.
На наш взгляд, в разработке данной проблематики первое место заслуженно занимает И.И. Горелик. Его теоретические изыскания в области изучения особенностей состава оставления в опасности, разграничения этого преступления и убийства (покушения на него) рассматриваемые им в своих работах, наиболее обоснованны и практически применимы.
Так, разграничивать оставление в опасности и убийство путем бездействия (покушения на него) И.И. Горелик предлагает исходя из "объема обязанностей виновного в оставлении в опасности по отношению к потерпевшему"[21? с.73].
В этом плане, автор, рекомендует разграничивать:
- бездействие - невмешательство?
- бездействие, создающее опасность.
Отметим, что в уголовно - правовой литературе бездействие рассматривается в качестве единого понятия. Так, академик В.Н. Кудрявцев пишет, что: "... преступление может быть совершено как в форме действия, так и в форме бездействия ... преступное бездействие есть форма воздействия человека на окружающую действительность. Однако, в отличие от действия, это воздействие не активно, а пассивно в том смысле, что субъект не выполняет лежащих на нем обязанностей ... тем самым дает возможность развиваться и действовать силам, которые способны причинить вред охраняемым законом объектам".[49? с.91-96]
Такого рода толкование, бесспорно, правильно, но при разграничении конкретных составов преступлений такая дифференциация человеческих поступков оказывается недостаточной. Например, используя единое понятие бездействия нельзя разграничить убийство, совершаемое путем бездействия (покушения на него), и оставление в опасности.
Если обратиться за помощью к иным отраслям права, то, например, еще в 50-х годах в гражданско-правовой литературе была проведена дифференциация деликтного бездействия, которая имеет большое значение для нашего исследования. Так, О.С. Иоффе различал:
- обязанность совершения определенных действий в целях предотвращения опасной ситуации, ибо наступление ее способно повлечь вредные последствия?
- и обязанность совершить те или иные действия в целях предотвращения последствий, которые могут наступить в результате опасной ситуации, возникшей помимо поведения бездействовавшего.[29? с.101-102].
Бесспорно, такая дифференциация непосредственно связана с рассматриваемым вопросом. Лишь неисполнение обязанности по предотвращению возникновения самой опасной ситуации, может и должно быть приравнено к действию, создающему опасность. Когда же опасность возникла помимо поведения бездействовавшего, он может нести ответственность только за неоказание помощи. В первом случае имеет место бездействие, создающее опасность, во втором - бездействие - невмешательство.
Бездействие создает опасность тогда, когда при совершении соответствующего действия не было бы этой опасности. Особенность такого бездействия состоит в том, что в момент, когда необходимо было действовать, опасность еще не существовала, но благодаря бездействию, развитие событий привело к ее возникновению. При этом на бездействовавшем должна лежать обязанность воспрепятствования возникновению опасности. Только при наличии такой обязанности можно винить бездействовавшего в том, что он допустил возникновение опасности. Отсюда следует, что понятие бездействия, создающего опасность, тесно связано с наличием обязанности действовать, для предотвращения возникновения опасной ситуации.
Исходя из всего вышеописанного, можно сделать вывод, что бездействие создает опасность и приравнивается к действию, когда:
1) к моменту возникновения обязанности действовать опасной ситуации еще не существовало?
2) на бездействовавшем лежит обязанность действовать, чтобы предотвратить возникновение этой ситуации?
3) вследствие его бездействия развитие событий привело к возникновению опасной ситуации.
При бездействии в виде невмешательства, дело обстоит иначе. Хотя и в этом случае налицо опасность для жизни человека, но в отличие от бездействия, создающего опасность, лицо обязано лишь оказать помощь, чтобы устранить опасность.
Для правильного разграничения указанной формы бездействия и покушения на убийство следует исходить (после выявления у виновного специальной обязанности действовать) из субъективной стороны состава оставления в опасности. Как отмечалось ранее, подобное бездействие приравнивается к действию. Следовательно, исходя из толкования закона (ч.3 ст.159 Уголовного кодекса), оно (бездействие) может быть совершено по неосторожности либо с косвенным умыслом. Прямой умысел на лишение жизни при бездействии такого рода требует квалификации действий виновного как покушение на убийство, а, при достижении преступного результата, как убийство.
Отметим, что в данном составе умысел по отношению к действию (оставлению в опасности) всегда только прямой. Преступник осознает общественную опасность своего поступка и желает его причинить (оставить в опасном для жизни состоянии); отношение к смерти у виновного может быть только в форме косвенного умысла. Конструкция состава такова, что виновный должен осознавать необходимость оказания помощи потерпевшему в виду опасного состояния его здоровья. Следовательно (это указывалось ранее), неосторожная форма вины здесь не уместна. Для квалификации действий лица как покушения на убийство необходимо наличие прямого умысла на причинение смерти путем нарушения специальной обязанности действовать. В случаях, когда виновный нарушил таковую обязанность с косвенным умыслом либо по неосторожности, он будет нести ответственность по ст.159 Уголовного кодекса Республики Беларусь. Если же в результате такого умышленного бездействия и последующего умышленного оставления в опасном для жизни состоянии наступает смерть потерпевшего, то, на наш взгляд, квалифицироваться данное деяние должно по совокупности статей - ст.139 и ч.2 ст.159 Уголовного кодекса. Мы считаем, что общественная опасность лица, поставившего в опасное положение потерпевшего и умышленно не оказавшего затем помощь, в результате чего наступает смерть, выше, чем простое причинение смерти. Хотя многие ученые и практики считают, что квалифицировать необходимо лишь по статье, предусматривающей ответственность за убийство, так как умышленное оставление в опасности реализовалось в более тяжком преступлении - убийстве.
Некоторые авторы считают, что при неосторожном бездействии либо неосторожном поставлении в опасность может быть двоякая квалификация. В зависимости от осознания виновным неправомерности своего действия (бездействия) поставившего жизнь потерпевшего в опасность. Так, И.И. Горелик считает, что "... умышленное убийство, а не оставление в опасности имеет место в том случае, когда опасность создана по неосторожности, но после ее возникновения осознана виновным, который мог, но не оказал помощи погибающему".[20? с.219]
С этим мы согласиться не можем. Состав оставления в опасности предусматривает признак, указывающий на то, что виновный может осознать опасность своего действия (бездействия), которым он поставил потерпевшего в опасность. Но даже если виновный умышленно оставляет в опасности потерпевшего, хотя поставил в опасное состояние его по неосторожности, это не может быть основанием к привлечению преступника за убийство при наступлении смерти. На наш взгляд, подробные преступления необходимо квалифицировать по ч.2, 3 ст.159 Уголовного кодекса. Если же наступила смерть, то по совокупности статей - 159 и 144 Уголовного кодекса Республики Беларуси (их соответствующих частей). Если же неосторожно созданная опасность не осознана человеком, то его ответственность определяется в зависимости от тяжести наступивших последствий.
В третьем случае, ч.3 ст.159 Уголовного кодекса 1999 г., преступное поведение лица выражается активным путем, произведением определенных действий, которые и ставят жизнь потерпевшего в опасное состояние. Наибольшую сложность в отграничении оставления в опасности и покушения на убийство присуща именно таким случаям, когда виновный поставил потерпевшего в опасное для жизни состояние своими действиями.
Приговором Верховного Суда Удмуртской АССР В. был осужден по ч.1 ст.211, ст.15 и п.п. "в" и "г" ст.102 Уголовного кодекса РСФСР. Суд признал, что В., управляя автомашиной, нарушил правила безопасности движения, наехал на В - во., причинив ему менее тяжкие телесные повреждения. Чтобы скрыть преступление, он отвез потерпевшего за город, и оставил в поле. Суд указал в приговоре, что В., оставляя потерпевшего в тяжелом состоянии в поле, в холодную погоду, сознавал и допускал возможность наступления смерти, относясь к наступлению такого результата безразлично.
Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР, анализируя обстоятельства совершения преступления, пришла к выводу, что суд исходил из наличия у осужденного косвенного умысла на убийство. В материалах дело нет достаточных данных о наличии у В. умысла, направленного на лишение жизни потерпевшего. Следовательно, его действия не могут быть расценены как покушение на убийство. Однако В. сам поставил потерпевшего в опасное для жизни состояние, заведомо оставил его без помощи, хотя обязан был заботиться о нем. Поэтому содеянное В. в этой части подлежит квалификации по ч.2 ст.127 Уголовного кодекса.[11? с.6-7]
Очевидно, что действия В., совершены с косвенным умыслом по отношению к возможной смерти потерпевшего, как уже подчеркивалось, не могут свидетельствовать о покушении на убийство.
В уголовном кодексе 1999 г. ч.3 ст.159 гласит, что поставление в опасность может быть осуществлено по неосторожности или с косвенным умыслом. На наш взгляд, практически при всех автотранспортных преступлениях, поставление в опасность происходит по неосторожности и, как ранее отмечалось, квалифицировать такие преступления необходимо по ч.3 ст.159 Уголовного кодекса, а, при наступлении смерти, по совокупности со ст.144. Как покушение на убийство либо убийство (если смерть наступила) такие действия необходимо квалифицировать при поставлении в опасность с прямым или косвенным умыслом. Но такая форма вины при автодорожных преступлениях, как правило, отсутствует.
Сложнее обстоит дело с правильной квалификацией при поставлении в опасное для жизни состояние с косвенным умыслом. Причем встречаются случаи неправильной квалификации таких действий виновных как по закону об убийстве вместо ч.2 ст.125 (159 Уголовного кодекса Республики Беларусь 1999г.), так и наоборот.
Так, Кемеровский областной суд осудил по ст.103 Уголовного кодекса РСФСР К., которая, выписавшись из родильного отделения, оставила ребенка в кустах, а потом перенесла его в баню, где ухаживала за ним, но ребенок простудился и через несколько дней умер от воспаления легких. Труп ребенка К. закопала в шестистах метрах от дома. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР признала осуждение К. за убийство неправильным и квалифицировала ее действия по ч.2 ст.127, сославшись на то, что она создала опасное для жизни состояние, повлекшее его смерть, не совершив каких - либо действий с целью убийства.[17? с.227]
Стоит отметить, что одним из видов поставления в опасное для жизни состояние судебная практика считает подкидывание детей. Еще в работах русских ученых дореволюционного периода затрагивалась эта проблема. Так, С.В. Познышев считал, что в большинстве случаев подкидывание детей совершается "с умыслом отделаться от ребенка, а не с умыслом лишить его жизни".[43? с.73] В последнем случае имеет место убийство либо покушение на таковое.
Для правильного определения направленности умысла виновного лица, огромное значение приобретает изучение косвенных доказательств. Судят преимущественно по тому, куда, в какое время (зима, осень, лето; ночью или днем), в какое место и в каком состоянии ребенок подкинут и, следовательно, какова была вероятность его спасения и насколько быстро после оставления он мог быть подобран. Подкидывание грудных детей незнакомым лицам, в лечебные учреждения, в ясли, в органы милиции, как правило, свидетельствует об отсутствии у виновного умысла на убийство, а потому может рассматриваться как поставление в опасное состояние. Напротив, оставление таких детей в глухом лесу или в открытом поле, вдали от дорог и жилья, где ребенка вряд ли кто-либо может заметить и спасти, чаще всего говорит о направленности умысла на убийство.
ГЛАВА 4
Проблемные вопросы квалификации при добровольном отказе от совершения убийства на стадии покушения
Обстоятельством, устраняющим уголовную ответственность за предварительную преступную деятельность, направленную, в частности, на лишение жизни человека, является добровольный отказ.
В уголовном кодексе 1999 года, в статье 15, введены определенные новшества (дается определение добровольного отказа, условий уголовной ответственности при добровольном отказе), которые, несомненно, положительно отразятся на понимании практиками этого института уголовного права.
В истории развития русской уголовной науки подобный институт был сформирован и законодательно оформлен еще в прошлом столетии. Так, например, в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года уже упоминается данный институт уголовного права. Множество ученых-криминалистов того времени касались в своих исследованиях проблематики "добровольного оставления покушения"[15? c.448-492], обсуждалась проблема возможности добровольного отказа при оконченном покушении. Так, Н.С. Таганцев писал: "Но применяются ли все эти соображения к добровольно незавершенному преступному деянию, к покушению оконченному? Нельзя не сказать, что многие криминалисты, защищающие безнаказанность добровольно оставленного покушения, не распространяют этого положения на данный случай. Но, казалось бы, что можно приискать и юридические, и политические соображения в пользу безнаказанности, по крайней мере, для тех случаев, когда преступник не только добровольно не продолжал своей деятельности, хотя бы это было вполне возможно, но и старался уничтожить последствия совершенного... Закон ..., не касается вовсе различия покушения оконченного и неоконченного, но практика угол. касс. деп. Сената,... разрешила этот вопрос в том смысле, что при покушении оконченном,..., добровольная остановка не имеет никакого значения.[46? с.713-720]
В современной уголовно-правовой науке, положения относительно добровольного отказа при покушении также остаются спорными. На стадии приготовления к преступлению отказ возможен во всех случаях. При этом он может быть выражен как в пассивной, так и в активной форме (лицо уничтожает средства или орудия совершения преступления, выбрасывает, например, флакон с ядом). На этой стадии достаточно не совершения дальнейших действий, то есть бездействия.
Что же касается покушения на убийство, то вопрос о добровольном отказе на этой стадии должен решаться дифференцированно, в зависимости от вида покушения. При неоконченном покушении отказ возможен всегда, так же как и на стадии приготовления, форма отказа здесь не имеет значения. Вполне достаточно прекращения начатых действий, т.е. форма отказа может быть (и часто бывает) пассивной. Лицо не совершает больше никаких действий, ведущих к окончанию преступления. Так, подкараулив потерпевшего с целью убийства лицо, замахнувшись ножом для нанесения удара, не носит его, испугавшись ответственности.
Применительно к понятию добровольного отказа при оконченном покушении, единого мнения не было в научной литературе в советский период, нет и сейчас. Мнения ученых касающихся данной проблемы можно разделить на три группы:
Первые категорически заявляют, что добровольного отказа при оконченном покушении быть не может?
Другие, признают возможность отказа всегда?
Третьи, признают возможность добровольного отказа на стадии оконченного покушения, но лишь при определенных условиях.
Подобные споры возникают, и это хорошо видно при изучении работ этих авторов, из-за неправильного понимания критерия, положенного в основу деления покушения на оконченное и неоконченное. В литературе советского периода по этому вопросу были высказаны различные мнения. Заметим, что определенные авторы (к таковым можно отнести Н.Ф. Кузнецову) вообще считали, что деление покушения на виды не известно ни советскому законодательству, ни судебной практике. Либо что такое деление не имеет практического и теоретического значения, так как оно не вызывается природой действий, которыми осуществляется покушение, и не существенно потому, что перерыв преступной деятельности происходит по не зависящим от лица обстоятельствам.[34? с.94]
На наш взгляд, деление покушения на виды (оконченное и неоконченное) имеет существенное не только теоретическое, но и практическое значение. Требование закона учитывать "степень осуществления преступного намерения" относится и к видам покушения. Деление покушение на виды играет важную роль и при определении меры наказания в пределах санкции уголовного закона. С мнением Н.Ф. Кузнецовой нельзя согласиться и в силу того, что между неоконченным и оконченным покушением имеются существенные различия по объективным признакам, степени выполнения объективной стороны состава преступления. В оконченном покушении отсутствует только один элемент состава преступления - общественно опасный результат, хотя субъектом уже совершено действие, достаточное для его причинения, и последний не наступает лишь по обстоятельствам, не зависящим от воли виновного.
Так, виновный при первом неудачном выстреле в потерпевшего (промахнулся, пистолет дал осечку и т.п.) отказывается от повторной попытки, даже при наличии у лица сознания возможности повторить покушение, добровольного отказа в действиях не будет в силу завершенности покушения. При неоконченном покушении отсутствует не только преступный результат, но не завершено деяние, могущее его причинить. Примером может служить тот же случай, только виновный отказывается от выстрела, после взвода курка.
Общим признаком обоих видов покушения является непосредственная направленность действия на совершения преступления, и при отсутствии препятствующих обстоятельств оно могло образовать состав окоченного преступления.
Если воспринять точку зрения Н.Ф. Кузнецовой и быть последовательным до конца, то необходимо прийти к выводу об упразднении также деления преступления на оконченное и неоконченное, ибо достижение или не достижение стадии оконченного преступления так же зависит от воли преступника, которая в обоих случаях направляется на доведение задуманного до конца. Но это уже совершенно противоречит установлениям правовых норм.
Итак, вернемся к проблемам квалификации, связанным с делением покушения на оконченное и неоконченное. Для правильного разрешения проблемного вопроса относительно добровольного отказа при оконченном покушении следует обратить внимание на характерные признаки этого вида покушения и критерий, который должен быть положен в основу деления покушения на оконченное и неоконченное. Еще в 1865 году профессор Л.Ф. Бернер в своей работе указал на признаки такого деления: "оконченное покушение отличается от других покушений, во-первых, законченностью, во-вторых, невозможностью отступления, не повторение его не есть еще отступление. Так же не есть отступление - предотвращение вредных последствий вследствие раскаяния, но, впрочем, закон может видеть в этом обстоятельство, смягчающее вину..".[13? с.492]
Подобного рода признаки указывали авторы советского периода в своих работах. Хотя основной признак в работах авторов был все же признак законченности покушения, выполнения всей объективной стороны деяния, и на этом они обосновывали необходимость применения объективного критерия при делении покушения на виды. Мы считаем, что признак оконченного покушения - признак невозможности отступления, т.е. невозможность лица изменить течение причинной связи, возникшей вследствие выполнения им определенных действий, более полно и глубже характеризует оконченное покушение как вид. Указанные признаки очень тесно связаны с понятием критерия деления покушения на виды. Отметим, что вся проблематика данной темы основана именно на критерии, положенном в основу деления покушения на виды.
По мнению одних авторов, в основу разграничения покушения на виды необходимо положить объективный критерий, потому что покушение будет считаться оконченным, когда выполнены действия, объективно необходимые для достижения желаемого результата. Такого рода разграничение, по нашему мнению, приводит к бесконечным спорам о том, были или не были необходимы для совершения преступления действия, фактически осуществленные виновным, так как только в некоторых случаях можно установить, что преступный результат не наступил именно потому, что виновный не сделал все необходимое для его наступления (например, применил негодные средства). Но существуют такие ситуации, при которых наступление последствий не происходит сразу, а требует развития цепи определенных событий. Такие случаи наблюдаются тогда: "...когда между моментом совершения действий, направленных на достижение преступного результата, и действительным его наступлением имеется еще некоторый более или менее значительный промежуток в развитии причинной связи ".[39? с.525] И, что существенно, лицо имеет реальную возможность контролировать ее развитие. К сожалению, А.А. Пиантковский привел неудачные примеры, которые не относятся к таковым ситуациям, и они вызвали справедливую критику его оппонентов.[12? с.40-41] Промежуток времени, указанный в высказывании А.А. Пиантковского, должен возникать в силу необходимости наступления определенных причин, с которыми и наступят общественно опасные последствия (время на часовом механизме взрывного устройства, необходимо, чтобы потерпевший выпил яд и т.п.).
Вообще можно выделить две группы таких проблемных ситуаций:
- возможен ли добровольный отказ, когда преступник совершил все необходимые действия, но преступный результат не наступил по независящим от него обстоятельствам, либо наступил, но меньший от предполагаемого?
- возможен ли добровольный отказ, когда субъект может контролировать развитие причинной связи, после совершения необходимых для достижения преступного результата действий.
Первая проблемная группа одинакова как для ученых, считающих критерием деления-объективный критерий, так и для их оппонентов. Многие авторы считают, что добровольного отказа у виновного при таком положение вещей быть не может. Как правильно заметил А.В. Наумов: "Представляется принципиально ошибочной точка зрения, в соответствии с которой должны рассматриваться как добровольный отказ действия лица, которое в целях отравления дало потерпевшему смертельную, по его мнению, дозу яда, но затем предприняло активные действия по предотвращению, наступления преступного результата (например, дало противоядие), в результате чего наступление преступного результата было предотвращено".?39? с.283?
Действительно, в таком случае лицо не может контролировать развитие причинной связи. Наступление или не наступление результата во многом зависит от чисто случайных обстоятельств: силы действия яда, особенностей организма потерпевшего, общего состояния его здоровья, отдаленности места совершения преступления от населенных пунктов, своевременного прибытия врача, его опыта, силы действия противоядия и т.п.
Тем более бессмысленным выглядит предположение возможности добровольного отказа при ситуации, когда: "лицо нанесшее несколько ударов потерпевшему тяжелым предметом по голове, испугавшись, вызывает скорую помощь, до ее прибытия перевязывает нанесенные им раны, стремясь остановить кровотечение".?39? с.283?
Судебная практика также исключает возможность добровольного отказа при такой ситуации. Показательно в этом отношении дело гр-на Ф. осужденного по ст.15 и ст.103 Уголовного кодекса РСФСР. Приговор был опротестован прокурором.
Отклоняя протест, в котором оспаривалось наличие у Ф. умысла на убийство отца и высказывалось мнение, о наличии добровольного отказа от убийства, так как она отказалась от нанесения повторного удара. Президиум Верховного Суда РСФСР, в своем постановлении указал следующее: "поскольку покушение было Ф. завершено, неправильно утверждение о том, что она должна отвечать лишь за фактически содеянное - нанесение тяжких телесных повреждений".
Правила статьи о добровольном отказе применяются лишь в случае неоконченного преступления, в том числе и в форме неоконченного покушения. Если покушение окончено, но виновный отказался от повторения действий, направленных на достижение преступного результата, имеет место добровольный отказ не от доведения преступления до конца, а от повторения посягательства. В данном случае покушение было окончено, преступный умысел реализован, - нанесен сильный удар тяжелым предметом по голове потерпевшего, а преступный результат не наступил по не зависящим от нее обстоятельствам. Следовательно, Ф. Отказалась не от доведения преступного замысла до конца, а от повторения преступного посягательства. Отказ от повторения преступного посягательства не исключает уголовной ответственности за оконченное покушение, но может быть учтен судом при назначении наказания...".[52? с.247]
При таком оконченном покушении, как видно из выше сказанного, добровольного отказ быть не может. Предотвращение же виновным вредных последствий, что и имеет место в данном случае, будет и должно рассматриваться судом (согласно п.4 ст.63 Уголовного кодекса) как обстоятельства, смягчающие ответственность.
При рассмотрении второй группы ситуаций заметим, что ученые считающие критерий деления покушения объективный критерий,- относят подобные ситуации к стадии оконченного покушения и соглашаются (однако не все) с возможностью добровольного отказа лишь при наличии определенных условий. Но на стадии оконченного покушения добровольного отказа однозначно быть не может, уже исходя из его названия и признаков. Это покушение оконченное, произведены все необходимые для достижения результата действия, и у субъекта уже нет возможности что-либо изменить, так как отсутствует возможность повлиять на развитие причинной связь и, как отмечалось, такие спорные вопросы возникают из-за критерия положенного в основу деления. Мы, наряду с другими авторами,?45? с.21? считаем, что критерием деления всеже должен быть субъективный критерий. Оконченное покушение будет окончено тогда, когда не только выполнены все необходимые действия, но и преступник понимает, что он уже не может ничего изменить после их выполнения.
Подтверждением признания субъективного критерия основанием деления покушения на виды также является определение добровольного отказа, закрепленное в Уголовном кодексе Республики Беларусь 1999г. В ч.1 ст.25 говорится: "Добровольным отказом от преступления признается прекращение ... действий... если лицо сознавало возможность доведения преступления до конца". Следовательно, лицу необходимо также сознавать, когда преступление уже доведено до конца.
Исходя из субъективного критерия деления покушения можно с уверенностью сказать, что вторая группа ситуаций относится к неоконченному покушению, и, следовательно, добровольный отказ возможен.
Действительно, в случаях, когда лицом уже совершены все действия необходимые для наступления преступного результата, но необходим еще некоторый период времени для реального его наступления, и виновный осознает, что своими действиями он может не допустить наступление преступного результата, т.е. сохраняет контроль над развитием причинной связи, то добровольный отказ возможен до последнего этапа, на котором теряется реальная возможность контролировать происходящее. Например, если лицо отравило потерпевшего медленно действующим ядом, а затем дало противоядие, то, как говорилось ранее, добровольного отказа здесь быть не может. Но, если виновный, отравив пищу и подложив ее потерпевшему, не допускает, чтобы последний принял ее (заменяет блюда, выбивает из рук и т.п.), то в его действиях содержится добровольный отказ от убийства (хотя объективно все необходимые действия лицо выполнило).
С таким положением вещей не согласны некоторые авторы, в частности М.Д. Шаргородский считает, что: "При оконченном покушении субъект сделал все от него зависящее, чтобы наступил преступный результат. Даже в тех случаях, когда результат наступает не сразу и субъект сохраняет еще возможность вмешаться в развитие причинной связи, он может лишь способствовать предотвращению преступного результата, но при всем желании не может уничтожить содеянного. Последующая деятельность субъекта не устраняет, ни его общественной опасности, проявившейся в уже совершенном, ни общественной опасности его действий, поставивших под угрозу определенный объект. Поэтому такая деятельность не может рассматриваться как добровольный отказ, а представляет собой деятельное раскаяние".?53? с.27-28? Мы с этим не согласны.
Несомненно, к добровольному отказу в вышеназванных ситуациях, необходимо предъявить следующие ограничительные условия:
1) форма отказа при этом может быть только активной. Именно своим активным поведением лицо может предотвратить возможность наступления преступного результата. Но если такой результат все же наступил, то лицо не освобождается от уголовной ответственности, а его таковая деятельность будет являться лишь обстоятельством смягчающим ответственность?
2) отказ возможен лишь до тех пор, пока покушающийся еще может не допустить, прекратить дальнейшее развитие объективной стороны преступления?
3) активные действия лица в действительности прекращают дальнейшее развитие объективной стороны, обеспечивают недоведение преступления до конца.
ВЫВОДЫ
В данной работе были рассмотрены актуальные проблемы квалификации убийств. Как уже отмечалось, часто органы внутренних дел не обращают должного внимания на определенные нарушения закона. Уголовный закон будет сохранять свое предупредительно-воспитательное воздействие до тех пор, пока он не нарушается или его нарушение влечет обязательное применение указанных в законе санкций. Если же неоднократные нарушения данного закона остаются вне воздействия, то его предупредительно-воспитательное значение снижается, а то и вовсе теряется. Кроме нереагирования специальных органов на нарушения законов, большое значение здесь имеет также осведомленность людей о преступности определенных действий. Также было обращено внимание на определенные недостатки, которые сохранились с принятием нового уголовного закона. Следовательно, необходимо, прежде всего, привлечь внимание к таким проблемам тех, кто по долгу своего служебного положения обязан следить за исполнением законов, разработкой и изменением уголовного законодательства. На основании всего выше изложенного в работе можно сделать следующие выводы:
1. В целях более правильного применения отдельных институтов уголовного законодательства, в частности и при квалификации убийств, в работе предпринята попытка, обосновать следующие положения:
А) часть 1 статьи 13 Уголовного кодекса сформулировать следующим образом: "Приготовлением к преступлению признается приискание или приспособление средств или орудий либо иное с прямым умыслом создание условий для совершения конкретного преступления"?
Б) часть 1 статьи 14 Уголовного кодекса изложить в следующей редакции: "Покушением на преступление признаются умышленное (с прямым умыслом) действие или бездействие лица, непосредственно направленные на совершение преступления, если при этом преступление не было доведено до конца по независящим от этого лица причинам"?
В) часть 2 статьи 22 Уголовного кодекса дополнить следующими словами: "...предвидело возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий..."?
Г) главу 19 Уголовного кодекса "преступления против жизни и здоровья" дополнить составом: "1.Действие или бездействие лица, совершенное с косвенным умыслом по отношению к наступлению смерти другого лица и поставившее жизнь этого лица в опасное состояние (умышленное поставление в опасность) -
Наказывается исправительными работами на срок до двух лет или ограничением свободы на срок от одного до четырех лет, или лишение свободы на срок от одного до пяти лет.
2. То же действие совершенное:
1) в отношении двух или более лиц?
2) в отношении заведомо малолетнего, престарелого или лица, находящегося в беспомощном состоянии?
3) в отношении заведомо беременной женщины?
4) общеопасным способом?
5) в отношении лица или его близких в связи с осуществлением им служебной деятельности или выполнением общественного долга?
6) с причинением потерпевшему тяжкого телесного повреждения?
7) группой лиц?
Наказывается лишением свободы на срок от шести до двенадцати лет" (146-1 Уголовного кодекса Республики Беларусь).
2. В целях правильного применения отдельных уголовно-правовых норм на практике рекомендовать Пленуму Верховного Суда республики:
А) рассмотреть в отдельном постановлении, в целях устранения недостатков в работе судов, обеспечения единообразия в применении ими законодательства по делам об оставлении в опасности, вопросы правильного применения этого состава?
Б) обратить внимание следственно-судебных органов на условия, при которых возможен добровольный отказ от совершения преступления, и закрепить это в постановлении.
27 мая 2000 года
Список использованных источников:
1. О судебной практике по делам об умышленных тяжких телесных повреждениях: Постановление Пленума Верхов. Суда Респ. Беларусь, 15 марта 1991г., №3 ?? Сборник действующих постановлений Пленума Верховного Суда Республики Беларусь (1961 - 1995 гг.): В 2ч. ? Сост. А.А.Луферов.- Минск: Бел. Кадровый центр "Профессионал", 1995.-Ч.2: Постановления по уголовным делам.- с.36-41.
2. О судебной практике по делам об умышленных убийствах: Постановление Пленума Верх. Суда Респ. Беларусь, 15 сент. 1994г., № 7 ?? Судовы весн.- 1994.- №4.- с.10-14.
3. Уголовный кодекс Грузинский Советской Социалистической Республики: Офиц. текст с изм. и. доп. на 1 марта 1969г.- Тбилиси: Сабчата Сакартвело, 1969.- 310с.
4. Уголовный Кодекс Российской Федерации: Утв. Гос. Думой Рос. Федерации 24 мая 1996г.- М.: ТЕРРА, 1996.- 224с.
5. Сборник постановлений Пленума Верховного Суда СССР: 1924- 1986 ? Под ред. В.И. Теребилова.- М.: Известия, 1987.- 1040 с.
6. Постановления и определения по уголовным делам Верховного Суда РСФСР: 1981 - 1988 ? Отв. Ред. Е.А. Смоленцев.- М.: Юрид. Лит., 1989.- 448 с.
7. Ничипорович А. Применение уголовного законодательства по делам об умышленных убийствах ?? Судовы весн.- 1996.- №2.-с.20-22.
8. Постановления Президиума и определения судебных коллегий Верховного Суда РСФСР.- 1961.- №5.-с.8.
9. Постановления Президиума и определения судебных коллегий Верховного Суда РСФСР по уголовным делам: [Извлеч.] ?? Бюл. Верхов. Суда РСФСР.- 1964.-№3.-С.7-8.
10. В Президиумах Верховных Судов АССР, краевых и областных судов ?? Бюл. Верхов. Суда РСФСР.-1964.-№12.-с.15
11. Постановления Президиума и определения судебных коллегий Верховного Суда РСФСР по уголовным делам: [Извлеч.] ?? Бюл. Верхов. Суда РСФСР.-1968.-№1.-с.6-7.
12. Постановления Президиума и определения судебных коллегий Верховного Суда РСФСР по уголовным делам: [Извлеч.] ?? Бюл. Верхов. Суда РСФСР.-1970.-№2.-с.11.
13. Определения судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда Республики Беларусь ?? Судовы весн.-1994.-№2.-с.28-31.
14. Аниянц М.К. Ответственность за преступления против жизни по действующему законодательству союзных республик.- М.: Юрид. Лит., 1964.-212с.
15. Бернер А.Ф. Учебник уголовного права: В 2т.-СПб.: Изд-е Н. Неклюдова, 1865.-Т.1: Часть общая.-916с.
16. Борисов В.И., Куц В.Н. Преступления против жизни и здоровья: Вопр. квалификации.-Харьков: Науч.-произв. коммерч. фирма "Консул", 1995.-99с.
17. Бородин С.В. Квалификация преступлений против жизни.-М.: Юрид. лит.,1977.-239с.
18. Бородин С.В. Квалификация убийства по действующему законодательству.- М.: Юрид. лит.,1966.-252с.
19. Горелик А.С. Объективные основания и пределы уголовной ответственности за последствия при бездействии ?? Правоведение.-1963.-№2.-с.102-111.
20. Горелик И.И. Квалификация преступлений, опасных для жизни и здоровья.-Минск: Выш. шк., 1973.-320с.
21. Горелик И.И. Оставление в опасности и убийство: (Разграничение составов) ?? Вестн. Бел. гос. ун-та. Сер. История, философия, экономика, право.-1970.-№1.-с.71-76.
22. Дагель П.С. О косвенном умысле при предварительной преступной деятельности ?? Вопросы государства и права: Сб. ст.? Отв. ред. В.С. Петров.-Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1964.- с.187-202.
23. Дженкс Э. Английское право: (Источники права. Судоустройство. Уголовное право. Гражданское право).-М.: Юриздат, 1947.- 378 с.-(Уч.тр. Всесоюз. ин-та юрид. наук.- 1947? вып. 11).
24. Дубовец П.А. Ответственность за телесные повреждения по советскому уголовному праву.-М.: Юрид. лит.,1964.-159с.
25. Зелинский А. Ответственность за последствия при заведомом оставлении без помощи ?? Сов. юстиция.- 1967.- №12.- с.22-23.
26. Зелинский А. Ответственность за угрозу убийством, тяжким телесным повреждением и уничтожением имущества ?? Сов. юстиция.- 1965.- №18.- с.18-20.
27. Злобин Г.А., Никифоров Б.С. Умысел и его формы.- М.: Юрид. лит.,1972.- 262с.
28. Иванов В.Д. Ответственность за покушение на преступление ?? Караганд. высш. шк. М-во внут. дел СССР, 1974.- 117с.
29. Иоффе О.С. Ответственность по советскому гражданскому праву.- Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1955.- 311с.
30. Исаев М.М. Вопросы уголовного права и уголовного процесса в судебной практике Верховного Суда СССР: Метод. пособие.- М.: Тип. изд-во "Моск. большевик", 1948.- 136с.
31. Комментарий к Уголовному кодексу Белорусской ССР.- 3-е изд., доп.? Под общ. ред. С.Т. Шардыко.- Минск: Изд-во Бел. гос. ун-та, 1971.- 392с.
32. Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР ? Г.З. Анашкин, Х.М. Ахметшин, С.В. Бородин и др.? Отв. ред. Ю.Д. Северин.- М.: Юрид. лит., 1984.- 528с.
33. Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений.- М.: Юрид. лит., 1972.- 352с.
34. Кузнецова Н.Ф. Ответственность за приготовление к преступлению и покушение на преступление по советскому уголовному праву.-М.: Изд-во Моск. ун-та, 1958.- 204с.
35. Курс советского уголовного права: В 4т. (Ленингр. гос. ун-т? Отв. ред. Н.А. Беляев, М.Д. Шаргародский.- Л., 1973.- Т.3: Часть Особенная.- 836с.
36. Курс советского уголовного права: В 6 т.: Часть общая ? Отв. ред. А.А. Пионтковский.- М.: Наука, 1970.- Т.2: Преступление.- 516с.
37. Лукашов А.И, Саркисова Э.А. Вопросы применения уголовного закона в нормативных актах, документах и материалах.- Минск: Репринт, 1998.- 527с.
38. Малыхин В.И. Состав оставления в опасности и его отграничение от смежных составов ?? Актуальные вопросы реализации уголовной ответственности: Межвуз. сб. ст. ? Куйбышев. гос. ун-т? Отв. ред. С.А. Шейфер.- Куйбышев, 1988.- с. 61-69.
39. Наумов А.В. Российское уголовное право: Общая часть: Курс лекций.- М.: Изд-во БЕК,1996.- 549с.
40. Научно - практический комментарий к Уголовному кодексу Белорусской ССР ? Под общ. ред. А.А. Здановича.- Минск: Беларусь, 1989.- 429с.
41. Пионтковский А.А. Учение о преступлении по советскому уголовному праву: Курс уголовного права: Общая часть.- М. Госюриздат, 1966.-666с.
42. Познышев С.В. Основные начала науки уголовного права: Общая часть.- М.: Изд. А.А. Карцева, 1912.- 653с.
43. Познышев С.В. Особенная часть русского уголовного права.- М.: Унив. тип., 1905.- 408с.
44. Рарог А.И. Вина в советском уголовном праве.- Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1987.- 186с.
45. Святохин П., Панько К. О добровольном отказе от преступления при оконченном покушении ?? Сов. юстиция.- 1974.- №6.- с.20-21.
46. Таганцев Н.С. Русское уголовное право: Лекции: Часть общая: В 2 т.- СПб.: Гос. тип., 1902.- Т.1.- 823с.
47. Трайнин А.Н. Общее учение о составе преступления.- М.: Госюриздат, 1957.- 363с.
48. Утевский Б.С. Вина в советском уголовном праве.- М.: Гос. изд-во юрид. лит., 1950.- 320с.
49. Учебник уголовного права: Общая часть ? С.В. Бородин, В.Н. Кудрявцев, Н.Ф. Кузнецова и др.? Под ред. В.Н. Кудрявцева, А.В. Наумова.- М.: Спарк, 1996.- 411с.
50. Уголовное право: Общая часть: Курс лекций: В 16 лекциях ? Отв. ред. А.Н. Игнатов, Ю.А. Красиков.- М.: Изд. группа ИНФРА - М - НОРМА, 1996.- Лекция 7: Красиков Ю.А. Субъективная сторона преступления.- 45с.
51. Уголовное право: Общая часть: Учеб. для юрид. ин-тов и фак. ? Л.Д. Ермакова, Э.Н. Жевлаков, Б.В. Здравомыслов и др.? Под ред. Б.В. Здравомыслова.- М.: Манускрипт, 1992.- 461с.
52. Уголовное право Российской Федерации: Общая часть: Учеб. для юрид. вузов ? С.В. Афиногенов, Л.Д. Ермакова, Б.В. Здравомыслов и др.? Отв. ред. Б.В. Здравомыслов.- М.: Юрист, 1996.- 508с.
53. Шаргородский М.Д. Вина и наказание в советском уголовном праве.- М.: Юрид. изд-во,1945.- 56с.
54. Шаргородский М.Д. Преступление против жизни и здоровья.- М.: Юрид. изд-во,1947.- 512с.
55. Церетели Т.В. Причинная связь в уголовном праве.- М.: Госюриздат, 1963.- 382с.
Описание предмета: «Уголовное право»Уголовное право - отрасль права представляет собой совокупность правовых норм, которые определяют преступность
и наказуемость деяний, основания уголовной ответственности, систему наказания, порядок и условия их назначения,
а также освобождение от уголовной ответственности и наказания.
Литература - М.Н. Макарова. Труд в обществе знаний. Образование под вопросом. Стратегии воспроизводства образовательного потенциала в современном обществе. – М.: ЛКИ, 2007. – 168 с.
- А.М. Багмет, В.В. Бычков. Уголовно-правовая характеристика массовых беспорядков. – М.: Проспект, 2009. – 112 с.
- О.Г. Колосова. Организация оплаты труда в нефтегазовом комплексе. – Ростов-на-Дону: Феникс, 2013. – 256 с.
- Налоги и налогообложение. – М.: Юнити-Дана, 2010. – 632 с.
- В.С. Савельева. Основы квалификации преступлений. – М.: Проспект, 2012. – 80 с.
- Н.И. Пикуров. Комментарий к судебной практике квалификации преступлений на примере норм с бланкетными диспозициями. – М.: Юрайт, 2009. – 496 с.
- С.В. Борисов, А.В. Жеребченко. Квалификация преступлений экстремистской направленности. – М.: Wolters Kluwer, 2011. – 294 с.
- Н.А. Карпова. Хищение чужого имущества. Вопросы квалификации и проблемы дифференциации уголовной ответственности. – М.: Юриспруденция, 2011. – 184 с.
- Н.Г. Кривцова. Обществознание. 10 класс. Пути решения проблемных вопросов, заданий, задач. – М.: Учитель, 2012. – 192 с.
- Н.А. Бабий. Убийства при привилегирующих обстоятельствах и иные преступления против жизни. – М.: Инфра-М, 2015. – 250 с.
- Андрей Корчагин. Методика расследования и судебного разбирательства убийств. – М.: LAP Lambert Academic Publishing, 2013. – 684 с.
- Наталья Кузьмина. Уголовная ответственность за незаконный оборот оружия. – М.: LAP Lambert Academic Publishing, 2013. – 80 с.
- Ольга Белокобыльская. Убийства, совершенные организованными группами:методика расследования. – М.: LAP Lambert Academic Publishing, 2011. – 188 с.
- Евгений Александрович Русскевич. Мнимая оборона в уголовном праве. – М.: LAP Lambert Academic Publishing, 2012. – 144 с.
- А.Г. Хлебушкин. Преступления экстремистской направленности в системе посягательств на основы конституционального строя Российской Федерации.Вопросы квалификации и судебная практика. – М.: Проспект, 2016. – 192 с.
- Н.А. Бабий. Квалификация убийств при отягчающих обстоятельствах. – М.: Инфра-М, 2016. – 288 с.
- Кузько Е.С. Мошенничество в сфере страхования. Уголовно-правовая характеристика и практика квалификации. Монография. – М.: КноРус, 2016. – 120 с.
Образцы работ
Задайте свой вопрос по вашей проблеме
Внимание!
Банк рефератов, курсовых и дипломных работ содержит тексты, предназначенные
только для ознакомления. Если Вы хотите каким-либо образом использовать
указанные материалы, Вам следует обратиться к автору работы. Администрация
сайта комментариев к работам, размещенным в банке рефератов, и разрешения
на использование текстов целиком или каких-либо их частей не дает.
Мы не являемся авторами данных текстов, не пользуемся ими в своей деятельности
и не продаем данные материалы за деньги. Мы принимаем претензии от авторов,
чьи работы были добавлены в наш банк рефератов посетителями сайта без указания
авторства текстов, и удаляем данные материалы по первому требованию.
|