Социальное взаимодействие - Банк бесплатных рефератов, курсовых, дипломных работ

Воспользуйтесь формой поиска по сайту, чтобы найти реферат, курсовую или дипломную работу по вашей теме.

Рассмотрение проблем социального взаимодействия - это поиски ответа на самые разнообразные вопросы: о том, каковы типовые способы, которыми люди устанавливают между собою самые разнообразные связи, как они поддерживают эти связи, каковы условия сохранения и поддержания (и, наоборот, - прерывания) этих связей, каким образом эти связи оказывают влияние на сохранение целостности социальной системы, и каким образом характер социальной системы оказывает воздействие на способы взаимодействия входящих в нее людей... Словом, вопросам, которые возникают при рассмотрении проблемы социального взаимодействия, нет конца.

Социологическая наука проявляла интерес к этой проблеме с самого своего зарождения. Напомним основные позиции этого интереса. Еще О.Конт, анализируя в своей "социальной статике" природу социальной связи, пришел к выводу, что базовым элементом общественной структуры может выступать лишь такая единица, где уже присутствует социальное взаимодействие; поэтому он и объявил элементарной ячейкой общества семью.

М. Вебер ввел в научный оборот понятие "социального действия" как простейшей единицы социальной деятельности. Как мы помним, этим понятием он обозначал такое действие индивида, которое не только направлено на разрешение своих жизненных проблем и противоречий, но и сознательно ориентировано на ответное поведение других людей, на их реакцию.

Стержневой идеей социологического реализма Э. Дюркгейма, которой было, по существу, посвящено все его творчество, выступает идея общественной солидарности - вопрос о том, каков характер тех связей, которые объединяют, притягивают людей друг к другу.

В марксистской социологии одной из самых заметных работ является небольшая объему, но весьма значительная по смыслу статья Ф. Энгельса "Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека". Здесь неоднократно подчеркивается мотив значения в антропогенезе не просто труда, а именно совместного труда пралюдей. Именно этому обязана своим происхождением сама вторая сигнальная система, поднявшая человека над всем остальным животным миром планеты:

" ... развитие труда по необходимости способствовало более тесному сплочению общества, так как благодаря ему стали более часты случаи взаимной поддержки, совместной деятельности, и стало ясней сознание пользы этой совместной деятельности для каждого отдельного члена. Коротко говоря, формировавшиеся люди пришли к тому, что у них появилась необходимость что-то сказать друг другу. Потребность создала себе свой орган: неразвитая гортань обезьяны медленно, но неуклонно преобразовывалась путем модуляции для все более развитой модуляции, а органы рта постепенно научались произносить один членораздельный звук за другим" 1.

Мы могли бы обратиться к трудам любого из классиков или современных теоретиков социологической науки, и не составило бы большого труда убедиться, сколь значительное внимание уделяется в них проблеме социального взаимодействия. При этом, когда возникает вопрос о социальной связи, практически всякий раз делается акцент на взаимном влиянии друг на друга рассматриваемых социальных объектов.

Понятно, что в силу своей особой важности для социологической теории проблемы социального взаимодействия заслуживают особого пристального изучения. В этой работе мы предпримем попытку рассмотрения целого ряда различных аспектов этих проблем. Прежде всего, мы обратимся к тому, в чем же состоит сущность социального взаимодействия; посмотрим, каким образом трактуют механизмы этого процесса различные социологические теории; предметом нашего рассмотрения будет также малая группа - базовая общность, в которой возникает социальное взаимодействие. Кроме того, мы уделим внимание тому, каким образом в ходе социального взаимодействия люди становятся людьми, точнее полноправными членами своего общества, а также процессам формирования принципов, правил и норм, в соответствии с которыми осуществляются процессы взаимодействия в различных сферах общественной практики. Особо следует, вероятно, остановиться на причинах и механизмах тех случаев социального взаимодействия, в которых поведение участников отклоняется от общепринятых правил и норм, и определить, каковы рычаги общественного воздействия для возвращения этого поведения в требуемое русло.

Социальное взаимодействие является обобщенным понятием, центральным для целого ряда социологических теорий. В основе этого понятия лежит представление о том, что социальный деятель, индивид или общество всегда находятся в физическом или мысленном окружении других социальных деятелей - б кторов (индивидуальных или групповых) и ведет себя сообразно этой социальной ситуации.

Как известно, особенности строения любой сложной системы, каков бы ни был характер ее происхождения, зависят не только от того, какие элементы входят в ее состав, но и от того, каким образом они между собою соединены, связаны, какое влияние они оказывают друг на друга. По существу, именно характер связи между элементами задает и целостность системы, и то возникновение эмерджентных свойств, которое является самым характерным ее свойством как единого целого. Это справедливо для любых систем - и для достаточно простых, элементарных, и для максимально сложных из известных нам систем - социальных.

Само понятие "эмерджентных свойств" было сформулировано Т.Парсонсом (1937) в его анализе социальных систем. При этом он имел в виду три связанных между собою условия. Во-первых, социальные системы обладают структурой, которая возникает не сама по себе, а именно из процессов социального взаимодействия. Во-вторых, эти эмерджентные свойства не могут быть редуцированы (сведены) к простой сумме биологических или психологических характеристик социальных деятелей: например, особенности той или иной культуры невозможно объяснить, соотнося ее с биологическими качествами людей - носителей этой культуры. В-третьих, значение любого социального действия невозможно понять изолированно от социального контекста той социальной системы, в рамках которой оно проявляется.

Пожалуй, наиболее скрупулезно и детально рассматривает проблемы социального взаимодействия Питирим Сорокин, посвящая им значительную часть первого тома своей "Системы социологии". Давайте попытаемся вслед за классиком российской и американской социологии разобраться с элементарными понятиями этого важнейшего социального процесса, связывающего множество разрозненных людей в единое целое - общество и, более того, превращающее чисто биологических особей в людей - т.е. в разумные, мыслящие и, главное, социальные существа.

Точно так же, как в свое время Конт, Сорокин твердо уверен, что отдельно взятый индивид не может рассматриваться в качестве элементарной "социальной клетки" или простейшего социального явления:

" ...индивид как индивид - никоим образом не может считаться микрокосмом социального макрокосма. Не может потому, что из индивида можно получить только индивида и нельзя получить ни того, что называется " обществом" , ни того, что носит название " общественных явлений" ... Для последних требуется не один, а много индивидов, по меньшей мере, два" .

Однако чтобы два и более индивидов составляли нечто единое целое, что могло бы рассматриваться как общество (или его элемент), одного только наличия их недостаточно. Необходимо также, чтобы они вступали во взаимодействие между собою, т.е. обменивались какими-то действиями и ответными реакциями на эти действия. Что же такое взаимодействие с точки зрения социолога? Определение, которое дает Сорокин этому понятию, достаточно обширно и претендует на то, чтобы объять почти необъятное, т.е. все возможные варианты:

" Явление взаимодействия людей дано тогда, когда: а) психические переживания или b) внешние акты, либо с) либо то и другое одного (одних) людей представляют функцию существования и состояния (психического и физического) другого или других индивидов" .

Это определение, пожалуй, действительно универсально, потому что включает в себя и случаи непосредственных, прямых контактов людей между собою, и варианты опосредованного взаимодействия. В этом нетрудно убедиться, рассмотрев самые разнообразные примеры, встречающиеся в повседневной жизни каждого из нас.

Если кто-то (случайно или намеренно) наступил Вам на ногу в переполненном автобусе (внешний акт), и это вызвало у Вас негодование (психическое переживание) и возмущенное восклицание (внешний акт), то это значит, что между вами произошло взаимодействие.

И если Вы являетесь искренним поклонником творчества Майкла Джексона, то каждое появление его на экране телевизора в очередном клипе (а запись этого клипа, вероятно, потребовала от певца совершить немало внешних актов и ощутить множество психических переживаний) вызовет у Вас бурю эмоций (психические переживания), а может быть, Вы вскочите с дивана и начнете подпевать и "подтанцовывать" (совершая тем самым внешние акты). При этом мы имеем дело уже не с прямым, а с опосредованным взаимодействием: Майкл Джексон, разумеется, не может наблюдать вашу реакцию на запись его песни и танца, однако вряд ли приходится сомневаться, что именно на такой отклик миллионов своих поклонников он и рассчитывал, планируя и осуществляя свои физические действия (внешние акты). Так что здесь мы тоже имеем дело с взаимодействием.

Чиновники налогового ведомства, разрабатывающие новый фискальный проект, депутаты Государственной Думы, обсуждающие этот проект, вносящие в него поправки, а затем голосующие за принятие соответствующего закона, Президент, подписывающий указ о введении нового закона в действие, множество предпринимателей и потребителей, на чьи доходы окажет влияние этот закон, - все они находятся в сложно переплетенном процессе взаимодействия друг с другом, а главное - с нами. Бесспорно, что здесь имеет место очень серьезное влияние и внешних актов, и психических переживаний одних людей на психические переживания и внешние акты других людей, хотя в большинстве случаев они могут видеть друг друга, в лучшем случае, на экране телевизора.

Важно отметить такой момент. Взаимодействие всегда вызывает какие-то физические изменения в нашем биологическом организме. Мы можем осязать рукопожатие; щеки "вспыхивают" при взгляде на любимого человека (сосуды под кожей расширяются и испытывают прилив крови); опытный боец при приближении к нему опасного противника может сохранять "каменное" выражение лица, однако в кровь его уже впрыскивается адреналин, готовя мышцы к молниеносной атаке; слушая аудиозапись любимого Вами популярного певца, Вы испытываете эмоциональное возбуждение и т.п.

Каковы же основные условия возникновения любого социального взаимодействия? П.Сорокин вводит в рассмотрение и подвергает развернутому анализу три таких условия (или, как он именует их, "элемента"):

1) наличие двух или более индивидов, обусловливающих поведение и переживания друг друга;

2) совершение ими каких-то действий, влияющих на взаимные переживания и поступки;

3) наличие проводников, передающих эти влияния и воздействия индивидов друг на друга.

Мы, в свою очередь, могли бы добавить сюда и четвертое условие, которое Сорокин не упоминает:

4) наличие общей основы для контактов, соприкосновения.

А теперь давайте попытаемся несколько пристальнее взглянуть на каждое из них.

(1) Понятно, что в пустом пространстве (или же в пространстве, заполненном только лишь растениями и животными) не может возникнуть никакого социального взаимодействия. Вряд ли может оно произойти и там, где находится всего один человеческий индивид. Отношения Робинзона с его попугаем и козой нельзя признать паттернами (образцами) социального взаимодействия. В то же время и самого по себе факта наличия двух и более индивидов еще недостаточно для того, чтобы между ними возникло взаимодействие. Эти индивиды должны обладать способностью и желанием воздействовать друг на друга и отреагировать на такое воздействие. Среди десяти базовых потребностей homo sapiens, которые выделяет в своей классификации П.Сорокин, по меньшей мере пять тесно связаны со стремлением любого человека к контактам с другими людьми, и вне таких контактов удовлетворение их просто невозможно.

Правда, следует отметить, что большинство этих потребностей отнюдь не врожденные; они сами возникают в ходе взаимодействия. Однако вопрос о том, что именно из них - потребности или процесс взаимодействия - выступает, в конечном счете, причиной, а что следствием, имеет столько же шансов на ответ, как и вопрос о первичности курицы или яйца.

(2) Как было задано в приведенном в начале этого раздела определении, взаимодействие возникает лишь тогда, когда по меньшей мере один из двух индивидов оказывает воздействие на другого, другими словами, совершает какой-то поступок, действие, акт, направленный на другого. В самом деле, можно (хотя и с трудом) представить себе сколь угодно большое число людей, собранных на одной территории в пределах непосредственной досягаемости (видимости и слышимости) друг друга, но при этом совершенно не обращающих друг на друга никакого внимания, занятых исключительно собой и своими внутренними переживаниями. И в этом случае мы вряд ли можем сказать, что между ними возникает взаимодействие.

(3) Мы не будем столь же подробно классифицировать самые разнообразные типы и виды актов, как это делает П.Сорокин. Обратим более пристальное внимание на следующее из введенных им условий возникновения взаимодействия - наличие особых проводников, передающих раздражающее воздействие от одних участников взаимодействия к другим. Это условие достаточно тесно связано с тем, что передаваемая в ходе взаимодействия информация всегда запечатлена на каких-то материальных носителях.

Строго говоря, вне материальных носителей информация вообще существовать не может. Даже на самом глубинном и неосознаваемом - генетическом - уровне информация записана на материальных носителях - в молекулах ДНК. Элементарная информация, которой обмениваются между собою животные, также передается с помощью материальных носителей. Распущенный хвост павлина-самца воспринимается самкой с помощью восприятия органами зрения световых волн. Сигналы тревоги (предупреждения о потенциальной опасности) передаются и воспринимаются членами стаи (любой - будь то грачиная или волчья) с помощью звуковых волн; то же самое относится к призывным трелям соловья-самца, воспринимаемым самкой с помощью колебаний воздуха. Муравьи общаются между собою, выделяя своими жй лезами порции определенных пахучих веществ: особые органы обоняния насекомых воспринимают молекулы того или иного вещества как запах, расшифровывая содержащуюся в нем информацию. Словом, во всех случаях информация передается и принимается с помощью определенных материальных носителей. Однако эти природные материальные носители крайне недолговечны, большинство из них существуют лишь на протяжении периода передачи-приема, после чего исчезают навсегда. Их необходимо всякий раз создавать заново.

Самым, пожалуй, существенным отличием человеческого (а значит - социального) взаимодействия от общения между собою животных является наличие так называемой второй сигнальной системы. Это свойственная лишь человеку система условно-рефлекторных связей, формирующихся при воздействии речевых сигналов, т.е. даже не самогу непосредственного раздражителя - звукового или светового, а его символического словесного обозначения. Конечно, эти сочетания звуковых или световых волн тоже передаются с помощью недолговечных материальных носителей, однако, в отличие от передаваемой животными сиюминутной, одномоментной информации, информация, выраженная в символах, может быть зафиксирована (и впоследствии, спустя сколь угодно долгий период времени, воспроизведена, воспринята, расшифрована и использована) на таких материальных носителях, которые сохраняются в течение неопределенно длительного времени - на камне, дереве, бумаге, кино- и магнитной ленте, магнитном диске. Они, в отличие от естественных носителей, существующих в природе в готовом виде, производятся людьми, являются искусственными. Информация же на них запечатлевается в знаково-символической форме путем изменения определенных физических параметров самих носителей. Именно в этом и состоит фундаментальная основа возникновения и развития социальной памяти. Сама же вторая сигнальная система, являясь базой возникновения обобщенно-абстрактного мышления, может развиться лишь в ходе специфически социального взаимодействия.

Так или иначе, если нет каких-либо проводников, выступающих переносчиками материальных носителей информации, ни о каком взаимодействии не может быть и речи. Однако когда проводники налицо, препятствием для осуществления взаимодействия не будут ни пространство, ни время. Вы можете позвонить в Лос-Анджелес приятелю, находящемуся на другом конце земного шара (проводник - телефонный кабель) или написать ему письмо (проводник - бумага и средства почтовой доставки) и таким образом вступить во взаимодействие с ним. Более того, вы взаимодействуете с основателем социологии Огюстом Контом (которого уже полторы сотни лет нет в живых), читая его книги. Посмотрите, какая длинная цепь взаимодействий пролегает между вами, сколько социальных субъектов в нее включено (редакторы, наборщики, переводчики, издатели, книготорговцы, библиотекари) - они ведь тоже выступают проводниками этого взаимодействия. Таким образом, при наличии проводников "фактически ни пространство, ни время не являются препятствием для взаимодействия людей".

Мы уже отмечали выше, что социология, в отличие от таких научных дисциплин, как, например, психология или социальная психология, изучает не только прямое и непосредственное взаимодействие, протекающее в ходе непосредственных контактов между индивидами. Объектом ее исследования выступают все виды социальных взаимодействий. Вы вступаете во взаимодействие со множеством знакомых и незнакомых вам людей, когда выступаете по радио, направляете статью в журнал или газету, или, будучи должностным лицом достаточно высокого уровня, ставите свою подпись под документом, затрагивающим жизнь довольно большого числа граждан. И во всех этих случаях невозможно обойтись без материальных носителей информации, а также тех или иных проводников, передающих эту информацию.

(4) Выше мы сочли необходимым дополнить предложенный П.Сорокиным перечень условий возникновения социального взаимодействия еще одним - тем, что назвали наличием общей основы для контактов между социальными субъектами. В наиболее общем случае это означает, что сколько-нибудь эффективное взаимодействие может возникнуть лишь тогда, когда обе стороны говорят на одном языке. Речь идет не только о единой лингвистической базе общения, но и о примерно одинаковом понимании норм, правил, принципов, которыми руководствуется партнер по взаимодействию. В противном случае взаимодействие может либо остаться неосуществленным, либо привести к результату, порой прямо противоположному тому, который ожидают обе стороны.

Наконец, наиболее общий подход к рассмотрению сущности социального взаимодействия, очевидно, требует классифицировать их, т.е. составить определенную типологию взаимодействий. Как известно, составление любой типологии производится на основе выбора определенного критерия - системообразующего признака. П. Сорокин выделяет три главных признака, которые дают возможность разработать соответственно три различных типологии социальных взаимодействий. Кратко ознакомимся с ними.

1) В зависимости от количества и качества индивидов, участвующих в процессе взаимодействия. Если говорить о количестве, то здесь могут возникнуть лишь три варианта взаимодействий: (а) происходящие между двумя одиночными индивидами; (b) между одиночным индивидом и группой; (c) между двумя группами. Каждый из этих типов обладает собственной спецификой и существенно отличается по своему характеру от других, как указывает Сорокин, "даже при предпосылке качественной однородности индивидов".

Что касается качества, то прежде всего он указывает на необходимость учитывать однородность или разнородность вступающих во взаимодействие субъектов. Критериев однородности или разнородности можно выделить великое множество, вряд ли возможно подвергнуть учету даже сколько-нибудь полную их совокупность. Поэтому Сорокин приводит перечень наиболее важных, среди которых, по его мнению, следует выделять принадлежность:

m) сходным по профессии, степени богатства, религии, объему прав и обязанностей, по политической партии, по научным, художественным, литературным вкусам и т.д.

m) различным по профессии, имущественному положению, религии, объему прав, политической партии и т.д.

"Сходство или различие взаимодействующих индивидов в одном из этих отношений имеет громадное значение для характера взаимодействия".

2) В зависимости от характера актов (действий), совершаемых взаимодействующими субъектами. Здесь также невозможно или чрезвычайно трудно охватить весь спектр вариантов; сам Сорокин перечисляет некоторые из них, наиболее важные. Мы просто назовем эти варианты, а заинтересованный читатель может более подробно ознакомиться с ними в первоисточнике.

1. В зависимости от делания и неделания (воздержания и терпения).

2. Взаимодействие одностороннее и двустороннее.

4. Взаимодействие антагонистическое и солидаристическое.

6. Взаимодействие сознательное и бессознательное.

7. Взаимодействие интеллектуальное, чувственно-эмоциональ-ное и волевое.

3) И, наконец, составляется типология взаимодействий в зависимости от проводников. Здесь Сорокин выделяет: (a) формы взаимодействия в зависимости от природы проводников (звуковое, свето-цветовое, двигательно-мимическое, предметно-символическое, посредством химических реагентов, механическое, тепловое, электрическое); (b) взаимодействие непосредственное и опосредованное.

Кроме того, в первом томе "Системы социологии" имеется ссылка и на иные способы классификаций, разработанные другими социологами.

Отметим, что если бы возникла настоятельная необходимость произвести более глубокий анализ каких-то реальных систем взаимодействия, то это можно было бы проделать в матричной форме, накладывая друг на друга различные основания классификации и описывая любое конкретное социальное взаимодействие по группе признаков. Пример такой матрицы, комбинирующей различные типы взаимодействий, приведен в табл.4.1:

Комбинационная матрица для анализа взаимодействий

по признакам количества и качества субъектов

m) различным по профессии, имущественному положению, религии, объему прав, политической партии и т.д.

При этом аналитическое описание любого конкретного взаимодействия займет не одну, а несколько ячеек. Скажем, конфликт между мужем и женой будет описан в первом столбце - "между индивидами" (если, конечно, в него не втянута вся родня со стороны мужа или жены), по строкам: a, b, c, d, e' и т.д. Полнота анализа потребует расширения матрицы от двумерной до многомерной - с учетом характера используемых сторонами действий, а также проводников взаимодействия.

В силу того, что понятие социального взаимодействия является центральным в социологии, возник целый ряд социологических теорий, разрабатывающих и трактующих разнообразные его проблемы и аспекты на двух основных уровнях исследования - микроуровне и макроуровне. На микроуровне изучаются процессы общения между индивидами, находящимися в прямом и непосредственном контакте; такое взаимодействие протекает, главным образом, в пределах малых групп. Что касается макроуровня социального взаимодействия, то это взаимодействие крупных социальных групп и структур; здесь интерес исследователей охватывает, прежде всего, социальные институты. В этом параграфе мы кратко рассмотрим лишь некоторые из наиболее распространенных теорий и их "ответвлений".

Одной из наиболее известных и основательно разработанных теорий, описывающих социальное взаимодействие, считается теория обмена. Вообще сама концептуализация социального взаимодействия, социальной структуры и социального порядка с точки зрения обмена отношениями имеет давнюю историю в антропологии, хотя лишь сравнительно недавно была принята на вооружение социологами. Интеллектуальные основы идеи обмена восходят еще к классической политэкономии, основоположники которой Бентам, Смит и др. считали, что основным движущим фактором деятельности любого человеческого существа следует считать стремление к полезности и получению выгоды. В конце прошлого - начале нынешнего веков во многих работах по социальной антропологии указывалась важная роль обменных сделок в жизни первобытных племен.

Одна из исходных предпосылок, на которых базируется теория обмена, ? это допущение, что в социальном поведении человека заложено некое рациональное начало, которое побуждает его вести себя расчетливо и постоянно стремиться к получению самых разнообразных "выгод" - товаров, денег, услуг, престижа, уважения, одобрения, успеха, дружбы, любви и т.д. В начале 60-х годов американский социолог Джордж Хоманс пришел к выводу, что такие утвердившиеся в социологии понятия, как "статус", "роль", "конформизм", "власть" и др. следует объяснять не действием макросоциальных структур, как это принято в функционализме, а с точки зрения тех социальных отношений, которые порождают их. Суть же этих отношений, как считает Хоманс, состоит в стремлении людей к получению выгод и вознаграждений, а также в обмене этими выгодами и вознаграждениями.

Исходя из этого, Хоманс исследует социальное взаимодействие в терминах обмена действиями между "Деятелем" и "Другим", предполагая, что в подобном взаимодействии каждая из сторон будет стремиться извлечь максимум выгоды и минимизировать свои затраты. К числу важнейших из ожидаемых вознаграждений он относит, в частности, социальное одобрение. Возникающее в ходе обмена действиями взаимное вознаграждение становится повторяющимся и регулярным и постепенно перерастает в отношения между людьми, базирующиеся на взаимных ожиданиях. В такой ситуации нарушение ожиданий со стороны одного из участников влечет за собой фрустрацию и, как следствие, - возникновение агрессивной реакции; при этом само проявление агрессивности становится в определенной степени получением удовлетворения.

Эти идеи развивал другой американский социолог, Питер Блау, который утверждал, что практически "все контакты между людьми покоятся на схеме эквивалента давания и возврата /giving and returning the equivalence/". Разумеется, эти выводы были заимствованы из идей рыночной экономики, а также бихевиористской психологии. Вообще теории обмена усматривают сходство между социальными взаимодействиями и экономическими или рыночными сделками, осуществляемыми в надежде, что оказанные услуги будут так или иначе возвращены.

Таким образом, базовая парадигма теории обмена являет собой диадическую (двухличностную) модель взаимодействия. Повторяем, что акцент при этом делается на взаимном обмене, хотя основа взаимодействия все равно остается расчетной и плюс к этому включает в себя некоторую долю доверия или обоюдно разделяемых моральных принципов.

Такой подход почти неизбежно сталкивается с целым рядом критических замечаний. Суть этих замечаний сводится к следующему. (1) Психологические предпосылки этого подхода слишком упрощены и делают чрезмерный акцент на эгоистических, расчетливых элементах индивидуальности. (2) Теория обмена, по сути, ограничена в развитии, поскольку не может перейти от двухличностного уровня взаимодействия к социальному поведению более обширного масштаба: как только мы переходим от диады к более широкому множеству, ситуация приобретает значительную неопределенность и сложность. (3) Она не в состоянии объяснить многих социальных процессов, таких, например, как господство обобщенных ценностей, которое невозможно извлечь из парадигмы диадического обмена. (4) Наконец, некоторые критики утверждают, что теория обмена - это просто "элегантная концептуализация социологической тривиальности".

Учитывая это, последователи Хоманса (Блау, Эмерсон) старались проявлять бу льшую гибкость для преодоления того разрыва между микро- и макроуровнями, который создавала теория обмена. В частности, Питер Блау предлагал проводить исследования социального взаимодействия на путях синтеза принципов социального обмена с понятиями таких макросоциологических концепций, как структурный функционализм и теория конфликта.

Одной из модификаций теории обмена является возникшая в 80-х гг. теория рационального выбора. Это относительно формальный подход, в котором утверждается, что социальная жизнь в принципе может быть объяснена как результат "рациональных" выборов социальных б кторов. "Оказываясь перед лицом нескольких возможных вариантов действия, люди обычно делают то, что, по их убеждению, должно с определенной степенью вероятности привести их к наилучшему результату в целом. Это обманчиво простое предложение резюмирует теорию рационального выбора". Для этой формы теоретизирования характерно стремление к применению технически строгих моделей социального поведения, которые стремятся извлекать ясные выводы из относительно небольшого числа изначальных теоретических предположений о "рациональном поведении".

Другой влиятельной теорией, ставящей своей целью дать объяснительное описание социального взаимодействия, является символический интеракционизм. Это теоретико-методологическое направление сосредоточивается на анализе социальных взаимодействий преимущественно в их символическом содержании. Последователи этого подхода утверждают: любые действия людей есть проявления социального поведения, основанного на коммуникации; коммуникация же становится возможной благодаря тому, что люди придают одинаковые значения данному символу. При этом особое внимание уделяется анализу языка как главного символического посредника взаимодействия. Взаимодействие, таким образом, рассматривается как "непрерывный диалог между людьми, в процессе которого они наблюдают, осмысливают намерения друг друга и реагируют на них". Само понятие символического интеракционизма было введено еще в 1937 г. американским социологом Г. Блумером, который резюмировал основные принципы этого подхода с позиций трех предположений:

(a) человеческие существа совершают свои поступки в отношении тех или иных объектов на основе тех значений, которые они этим объектам придают;

(b) эти значения возникают из социального взаимодействия;

(с) любое социальное действие проистекает из приспособления друг к другу индивидуальных линий поведения.

Одним из социологов, которых считают основоположниками концепции символического интеракционизма, был Джордж Герберт Мид (Н.Смелзер вообще считает его автором этой теории). Мид почти всю свою жизнь был профессором философии в Чикагском университете, никогда не считая себя никем, кроме как философом, и действительно проводил довольно сложные исследования по философии. Тем не менее, его влияние на американскую философию осталось весьма поверхностным, а вот его влияние на американскую социологию и социальную психологию оказалось огромным. Работа, в наибольшей степени обеспечившая его влияние, до его смерти не публиковалась. Это был цикл лекций, собранный его последователями в книгу, которую они озаглавили "Разум, самость и общество". В этой работе Мид очень подробно анализирует, каким образом социальные процессы создают человеческую самость (осознание им самого себя и своего особого места в обществе), подчеркивая, что понять человека вне понимания его в социальном контексте невозможно. Ключевым понятием в социальной философии Мида выступает роль (которую мы обсуждали в предыдущей части), и работы Мида по этому предмету стали основанием для того, что позднее было названо в американской социологии "ролевой теорией". Влияние Мида осталось очень сильным и по сей день, и его обычно оценивают как одну из самых влиятельных фигур в той школе социологии и социальной психологии, которую сегодня называют символическим интеракционизмом.

Аргументация Мида состояла в том, что разница между человеком и любым деятельным существом иной породы включает два следующих различия. (1) Все виды деятельных существ, включая и человека, оснащены мозгом, но только человек обладает разумом. (2) Все другие виды, включая и человека, имеют тела, однако лишь человек обладает ощущением своей собственной исключительной и неповторимой личности. В первом из этих двух различий мозги являют собою определенные психологические сущности (entities), органы, состоящие из материальных веществ, обладающие определенными свойствами и представленные тем, что во времена Мида было названо центральной нервной системой. Однако, в отличие от тех исследователей мозга, которые рассматривали его как сугубо биологическую субстанцию, Мид писал: "Абсурдно смотреть на разум /mind/ только с позиций индивидуального человеческого организма". Поэтому "мы должны оценивать разум... как возникающий и развивающийся в рамках социального процесса". Человеческие формы познания характеризуются процессом, в ходе которого социальный разум наделяет биологический мозг возможностями познания окружающего мира в совершенно особых формах: "Субъективный опыт индивида должен быть поставлен в определенные отношения с естественными социобиологическими действиями мозга для того, чтобы сделать вообще возможной приемлемую оценку; и это может быть сделано только в том случае, если признается социальная природа разума". Таким образом, разум предполагает наличие, по меньшей мере "двух мозгов". Разум может пополнять мозг информацией в той (и до той) степени, в какой индивид инкорпорирует в свои действия точки зрения других людей.

Однако мидовский анализ - это нечто большее, чем просто попытка рефлексии путем постановки себя на место другого. Второе из отмеченных выше различий - различие между телом и личностью. Что позволяет физическому телу стать социальной личностью? Только возможность взаимодействия с другими социальными личностями. Поскольку "личности могут существовать только в определенных отношениях с другими личностями", качества разума могут существовать лишь в тех случаях, когда жест "оказывает одинаковое воздействие и на индивида, который делает его, и на того индивида, которому он адресован". Поэтому ни один индивид не может обладать чисто рефлексивным интеллектом - то есть не может считаться имеющим разум - без взаимодействия с другим индивидом, также обладающим умом. Причем этот другой уже должен быть личностью еще до того, как наша личность может вступить с ним в коммуникацию. Таким образом, человеческое познание отличается от любого другого типа познания, поскольку оно требует, чтобы мы отфильтровывали наши мысли через тот способ, каким, по нашему мнению, можно эффективно довести их до понимания других человеческих существ.

Социальная жизнь зависит от нашей способности воображать самих себя в других социальных ролях, и это принятие роли другого зависит от нашей способности к внутреннему разговору с самим собой. Мид представлял себе общество как обмен жестами, который включает в себя использование символов. Таким образом, символический интеракционизм - это, по сути дела, изучение отношения общества к самому себе как к процессу символических коммуникаций между социальными деятелями. Этот взгляд внес важный вклад в анализ таких социологических понятий, как роль, социализация, коммуникация и действие. Он оказался довольно эффективен при разработке социологии девиации для понимания карьеры, а также при изучении криминального поведения. Интеракционистский подход дал также теоретическую базу для других, более поздних социологических концепций, в частности, таких, как теории навешивания ярлыков, а также социальных стереотипов. Он, в частности, доказал свою ценность в медицинской социологии для изучения взаимодействия врач - пациент и роли больного. В то время как Мид подчеркивал свой социальный объективизм (общество обладает собственным объективным существованием, а не просто отражает субъективное сознание входящих в его состав деятелей), современный символический интеракционизм стремится рассмат-ривать общество как систему, возникающую из множества различных дел, совершенных социальными деятелями.

В самом деле, в какой-то мере символическую нагрузку несут практически все окружающие нас предметы, явления и поступки людей. И, лишь поняв, что именно они символизируют для нашего партнера по взаимодействию (реального, потенциального или воображаемого), мы сможем это взаимодействие осуществить. Практически любое действие, которое мы совершаем, связано с осмыслением не только поступков, но и возможных намерений партнера, способностью "влезть в его шкуру". Мид называл такое осмысление "принятием на себя роли другого". Это означает, что, к примеру, ребенок не только обучается распознавать у кого-то определенный аттитюд и понимать его значение, но что он обучается сам принимать его для себя. Очень важной частью этого процесса обучения является игра. Каждый, конечно, наблюдал детей, играющих в своих родителей, в старших братьев и сестер, а позднее - в войну, ковбоев, индейцев. Такая игра важна не только для тех конкретных ролей, которые она охватывает, но и для обучения ребенка любой роли. Поэтому не имеет значения, что данный конкретный ребенок никогда не играет в ковбоев или индейцев. Но при проигрывании роли в первую очередь разучивается обобщенный паттерн поведения. "Дело не в том, чтобы стать индейцем, а скорее в том, чтобы научиться, как играть роли".

Помимо этой общей обучающей функции "проигрывания ролей", тот же самый процесс может также передавать социальные значения "для реальности". То, как российские дети будут в своих играх изображать роли милиционеров и жуликов, будет сильно зависеть от того, чту эта роль означает в их непосредственном социальном опыте. Для ребенка из интеллигентной обеспеченной семьи милиционер - это фигура, исполненная авторитета, уверенности, готовности к защите рядовых граждан, к которой можно обратиться в случае беды. Для ребенка из маргинальной семьи та же роль, вполне вероятно, будет подразумевать враждебность и опасность, скорее угрозу, чем доверие, кого-то такого, от кого скорее нужно убегать, чем прибегать к нему. Мы можем также предполагать, что в играх американских детей роли индейцев и ковбоев будут иметь различные значения в белом пригороде или в индейской резервации.

Таким образом, социализация протекает в непрерывном взаимодействии с другими. Но не все другие, с кем имеет дело ребенок, одинаково важны в этом процессе. Некоторые из них явно обладают для него "центральной" важностью. Для большинства детей это родители, а также в той или иной степени - братья и сестры. В некоторых случаях эта группа дополняется такими фигурами, как дедушка и бабушка, близкие друзья родителей и друзья по играм. Есть и другие люди, которые остаются на заднем плане и чье место в процессе социализации может быть лучше всего описано как фоновое воздействие. Это все виды случайных контактов - от почтальона до соседа, которого видят только от случая к случаю. Если рассматривать социализацию как разновидность драматического спектакля, то его можно описать с точки зрения античного греческого театра, где некоторые из участников выступают в качестве главных героев пьесы (протагонистов), в то время как другие функционируют как хор.

Главных героев в драме социализации Мид называет значимыми другими. Это люди, с которыми ребенок взаимодействует наиболее часто, с которыми он имеет важные эмоциональные связи и чьи аттитюды и роли являются решающими в его положении. Очевидно, в том, что происходит с ребенком, очень важно, кто именно являются этими значимыми другими. Под этим мы имеем в виду не только их индивидуальные особенности и причуды, но также их местоположение в структуре более крупного общества. На ранних фазах социализации, какие бы аттитюды и роли ни принимались ребенком, они принимаются именно от значимых других. Они в очень реальном смысле и есть социальный мир ребенка. Однако, по мере того, как протекает социализация, ребенок начинает понимать, что эти конкретные аттитюды и роли соотносятся с гораздо более общей реальностью. Ребенок начинает, например, понимать, что не только его мать сердится на него, когда он обмочился, но эта рассерженность разделяется каждым из других значимых взрослых, которых он знает, и в действительности - миром взрослых в целом. Именно в этот момент ребенок начинает соотноситься не только с конкретными значимыми другими, но и с обобщенным другим (еще одно понятие Мида), который представляет общество во всем его объеме. Эту ступень нетрудно увидеть с точки зрения языка. В более ранней фазе ребенок как бы говорит себе (во многих случаях он реально делает это): "Мама не хочет, чтобы я обмочился". После открытия обобщенного другого это становится примерно таким утверждением: "Этого делать нельзя". Конкретные аттитюды становятся теперь универсальными. Специфические команды и запреты индивидуальных других становятся обобщенными нормами. Эта ступень носит весьма решающий характер в процессе социализации.

По мнению некоторых социологов, символический интеракционизм дает более реалистическое представление о механизмах социального взаимодействия, нежели теория обмена. Однако он концентрирует свое внимание на субъективных представлениях взаимодействующих индивидов, каждый из которых, в сущности, уникален и неповторим. Поэтому на его основе довольно трудно сделать обобщения, которые можно было бы применить к самым разнообразным жизненным ситуациям.

Кратко упомянем еще две влиятельные социологические концепции взаимодействия. Первая из них - этнометодология. Это теоретическое направление пытается взять на вооружение методы исследования, которые применяют антропологи и этнографы для изучения примитивных культур и общин, сделав их социологически универсальными. Базовое предположение здесь состоит в том, что правила, регулирующие контакты между людьми, обычно принимаются ими на веру, в готовом виде. Таким образом, этнометодология ставит своей целью исследование того, каким образом люди ("члены") конструируют свой мир. Ее предметом выступают скрытые, неосознаваемые механизмы социальной коммуникации между людьми. При этом все формы социальной коммуникации сводятся в значительной степени к речевой коммуникации, к повседневным разговорам. Один из этнометодологических методов исследования иллюстрируют эксперименты их основоположника Гарольда Гарфинкеля по разрушению стереотипов повседневной жизни. Гарфинкель просил своих студентов, придя домой, вести себя так, как если бы они были квартирантами. Реакции родителей и родственников носили драматический характер, вначале недоуменный, затем - даже враждебный. По Гарфинкелю, это иллюстрирует, насколько тщательным, даже деликатным образом сконструирован социальный порядок повседневной жизни. В других исследованиях (к примеру, поведения присяжных заседателей) он изучал, как люди конструируют свой порядок в различных ситуациях, всецело полагая его само собой разумеющимся. Дж. Тернер следующим образом сформулировал программное положение этнометодологии: "Черты рациональности поведения должны быть выявлены в самом поведении".

Автор еще одной концепции социального взаимодействия, Эрвин Гоффман назвал ее управлением впечатлениями. Основной интерес его исследований был связан с элементами скоротечных встреч, возможностями, заложенными в моментальных столкновениях, то есть с социологией повседневной жизни. Для того, чтобы изучить и понять порядок таких встреч, Гофман использовал драму как аналогию для постановки социальных встреч, поэтому его концепцию называют иногда драматургическим подходом. Основная идея его состоит в том, что в процессе взаимодействия люди обычно разыгрывают друг перед другом своеобразные "шоу", режиссируя впечатления о себе, воспринимаемые другими. Социальные роли, таким образом, аналогичны театральным ролям. Таким образом, люди проектируют собственные имиджи, причем обычно такими способами, которые наилучшим образом служат их собственным целям. Регулирование взаимодействий между людьми основывается на выражении выгодных для них символических значений, и они нередко сами создают ситуации, в которых, как они считают, могут произвести наиболее благоприятное впечатление на других.

интегрирующий фактор образования малых групп

Группы находятся в сфере внимания социологов еще с начала нынешнего века. Интерес этот вполне объясним: это наиболее многочисленные объединения людей, они встречаются повсюду и легко доступны наблюдениям. Хотя, разумеется, необходимо оговориться. Вообще говоря, понятие "социальная группа" относится, в принципе, к любым общностям людей, в том числе, и достаточно большим. Наиболее общее определение социальных групп звучит следующим образом: "Это коллективы индивидов, которые взаимодействуют между собой и формируют социальные отношения". Другими словами, под социальной группой понимают любую совокупность индивидов, которые объединены общими интересами и, в силу этого, взаимодействуют между собою. Социологический словарь выделяет такие внешние отличительные черты любой социальной группы: "(1) она развивается; (2) для нее характерен определенный набор социальных норм, регулирующих взаимодействия; (3) она имеет свою ролевую структуру".

Однако в этом параграфе мы будем вести речь лишь о малых группах, т.е. таких группах, члены которых находятся между собою в прямом и непосредственном контакте. Такие группы служат в качестве главного объекта не столько для социологии, сколько для другой научной дисциплины - социальной психологии. Социологический же интерес к малой группе обусловлен, в основном, двумя моментами: во-первых, именно в группах в наиболее прямой и непосредственной форме возникают и протекают абсолютное большинство процессов взаимодействия; во-вторых, в микросреде группы можно обнаружить множество самых разнообразных "моделей" социальных отношений, которые встречаются и в макросреде, в более крупных объединениях.

Одним из основоположников теории малых групп был американский социолог и социальный психолог Чарльз Хортон Кули. Он довольно широко применял в своих исследованиях метод органической аналогии и рассматривал общество, социальные группы и индивидов как единый живой организм. Кули считал, что связь между обществом в целом и входящими в его состав малыми группами осуществляется с помощью некого идеала "морального сообщества" - представления, доминирующего в обществе относительно самых общих вопросов социального изменения и развития.

Начиная с 20-х годов нашего века, исследование малых групп становится самостоятельным направлением макросоциологии и социальной психологии. Интерес социологов к малым группам исходил из того, что результаты этих исследований можно экстраполировать на все более крупные социальные общности. Кроме того, именно исследование в рамках первичных малых групп давало довольно важные данные для бурно развивавшегося научного менеджмента. В 1930-х гг. наблюдался заметный рост интереса к этим проблемам, основанный на трех различных подходах, которые впоследствии слились воедино. Элтон Мэйо и его коллеги по бизнес-школе Гарвардского университета изучали трудовые группы в промышленности, что являлось частью их социологического подхода к изучению человеческих отношений в индустрии; экспериментальные психологи, связанные с Куртом Левином, проявляли интерес к группам в ходе исследования отношений лидерства; а Джейкоб Л. Морено стал пионером социометрии - эмпирического исследования структуры взаимодействия и коммуникации в рамках малых групп. Возникшая в результате социальная психология малых групп занялась проблемами групповой структуры и сцепления, группового лидерства и характером их влияния на индивидов.

В социологии и социальной психологии существуют различные мнения по поводу того, каковы предельные размеры тех социальных групп, которые можно именовать малыми. Некоторые авторы пытаются указать количественные рамки, за пределами которых группа уже не может считаться малой, ограничивая эти рамки численностью в 25-30 человек. Однако нередко можно столкнуться со случаями, когда группы бу льших размеров обладают всеми свойствами малых групп. Поэтому нам представляется более правомерным подход Р. Мертона, который определяет характеристики малых групп качественным и гораздо более обобщенным образом. Он полагает, что малой может считаться любая социальная группа, обладающая тремя свойствами.

1. Постоянство (регулярность) совместного пространственно-временну го бытия. Понятно, что соблюдение этого условия неизбежно поведет к возникновению многих процессов, которые мы охарактеризуем ниже как групповую динамику: появлению каких-то управляющих органов (лидеров) и механизмов управления совместной деятельностью; возникновению общих интересов, циркулированию общей для всех информации и правил поведения (групповые ценности) и т.п.

2. Осознание всеми этими регулярно собирающимися вместе людьми своего членства в группе (самоидентификация). Именно такое осознание ведет к более постоянному взаимодействию членов группы между собою и порождает внутреннюю солидарность ее.

3. Признание за этими людьми принадлежности к данной группе со стороны внешнего окружения (идентификация). Это своеобразное "влияние извне" заставляет группу сохранять свою целостность и еще более усиливает степень взаимодействия между ее членами.

Попробуйте проанализировать с таких позиций самые разнообразные скопления людей: семью, студенческую группу, воинское подразделение, даже очередь в магазине (в частности, такую, какие существовали в советские времена годами и куда люди регулярно приходили отмечаться). Вы увидите, что, несмотря на все разнообразие по величине, составу, по выполняемым социальным функциям, одни из них обладают всем набором перечисленных Мертоном свойств, другие - нет, а потому не могут считаться малыми группами.

Как возникают группы? Большинство исследователей сходятся на том, что люди объединяются в группы прежде всего для достижения общей, единой цели. Однако дело не только в этом. Существуют важные социально-психологические мотивы, побуждающие людей собираться вместе. Р.Коллинз, развивая идеи Дюркгейма, считает, что само объединение людей, контакты между ними и особенно совместная деятельность по достижению общей цели вырабатывают своеобразную эмоциональную энергию. Это эмоциональная энергия, которую они получают, например, от участия в общественных собраниях. Именно благодаря этой энергии люди могут делать в окружении близких им людей такие вещи, каких не могут и не будут делать в одиночку. Такое окружение заставляет их почувствовать себя сильными, потому что они становятся частью чего-то, что гораздо сильнее их как отдельно существующих индивидов. Оно также дает им возможность ощутить свою правоту, потому что, участвуя в общей деятельности, они делают нечто большее, чем простая активность по преследованию собственных эгоистических интересов. По этим причинам люди, действуя в группе, способны на гораздо бу льшее напряжение, чем обычно, когда они одиноки.

В наиболее общей форме мы наблюдаем это во время спортивных состязаний. Спортсмены, играющие в составе сыгранной команды, и атлет-единоборец, побуждаемый большой и сочувствующей толпой, иногда совершают такое, что выходит за пределы того, что они сами обычно считают возможным. Такого же рода чувства срабатывают и в очень опасных ситуациях, наподобие военных сражений. Обычный уровень мужества людей может быть не очень высок, особенно когда они сами по себе. Но во время боевых действий войска часто стоят вместе под очень плотным огнем и идут почти на верную смерть; мужество длится до тех пор, пока группа держится вместе и чувствует, что каждый подвергается такой же опасности.

Поэтому энергия и моральная сила собранной воедино группы и очень мощная, и потенциально очень опасная. Именно такие групповые ситуации приводят индивидов к высочайшим уровням альтруизма. Они становятся способны на героические действия и личное самопожертвование. Они способны стать мучениками, особенно если это может быть сделано на людях и с выражением сильной поддержки. В то же время неуправляемая группа (толпа) легко теряет чувство самообладания. Моральная энергия может быстро стать фанатической и повернутой во многих различных направлениях. Из возбуждения собранных масс рождаются крестовые походы и совершаются революции. Группы меньших размеров обычно бывают менее возбудимы, однако они также обладают эффектом подъема энергетического уровня людей, которые входят в них.

На какие разновидности и типы можно подразделять малые группы? В зависимости от цели исследования может существовать не одна, а несколько типологий. Так, если нас будет интересовать степень глубины межличностных отношений членов группы, степень эмоциональной близости между ними, мы будем подразделять группы на формальные и неформальные. Первые из них - это разновидности формальной организации, обладающей следующими основными особенностями: "Она рациональна, т.е. в основе ее лежит принцип целесообразности, сознательного движения к известной цели; она принципиально безлична, т.е. рассчитана на абстрактных индивидов, между которыми устанавливаются идеальные отношения по составленной программе". Такая группа, как правило, создается какой-то социальной системой более высокого уровня, которая задает и функции, и структуру ее. Авторитет лидера, его статус в такой группе определяется не столько его личными качествами, сколько должностью, также получаемой "сверху", извне.

Что касается неформальной группы, то она образуется как результат личностной, эмоциональной предрасположенности друг к другу ее членов; формируется спонтанно (самопроизвольно), по инициативе составляющих ее индивидов. И, поскольку в деятельности малых групп довольно отчетливо проявляются все признаки организаций, неформальные группы могут так же подразделяться на внеформальные (складывающиеся в рамках формальных групп) и социально-психологические (возникающие где угодно). Мы не будем здесь подробно касаться их особенностей, поскольку сделали это в предыдущей главе.

Важным видом типологии является разделение малых групп на первичные и вторичные. Следует с самого начала подчеркнуть относительность такого разделения. Первичная группа - это малая группа, отличающаяся более (иногда даже - наиболее) высокой частотой и плотностью контактов между ее членами. Для каждого из членов такой группы все остальные ее члены выступают в качестве "главных героев драмы социализации". Это люди, с которыми он "взаимодействует наиболее часто, с которыми он имеет важные эмоциональные связи, и чьи аттитюды и роли являются решающими в его положении". Если вспомнить терминологию символического интеракционизма, то именно таких людей Дж.Г.Мид называл "значимыми другими".

Первичная группа чаще всего является составной частью другой малой группы, которая в этом случае выступает вторичной по отношению к первой. Если мы рассмотрим в качестве примера студенческую (академическую) группу, то она может считаться первичной по отношению к курсу (потоку), объединяющему несколько групп.

Правда, здесь необходимо оговориться, что признать курс в качестве малой группы, пусть даже и вторичной, можно лишь в том случае, если его жизнедеятельность характеризуется всеми перечисленными выше признаками Р. Мертона (к примеру, все студенты курса несколько раз в неделю собираются вместе на потоковых лекциях). Однако внутри академической группы всегда найдутся небольшие группки студентов, которых отличает бу льшая степень близости, определенным образом обособляющая их от всех остальных: они не расстаются и во время перерывов, вместе проводят свободное время и т.п. Как указывает Г.С.Антипина, характерные черты первичной малой группы таковы: "малочисленный состав, пространственная близость, длительность существования, единство цели, добровольность вступления в группу и неформальный контроль за поведением членов". Ч.Кули, вводя в научный оборот само понятие первичной группы, подчеркивал, что они характеризуются интимным, лицом к лицу (face-to-face) контактом и сотрудничеством.

Некоторые вторичные группы, например, профсоюзы, можно описывать как ассоциации, в которых, по крайней мере, некоторые их члены взаимодействуют между собою, имеется единая, разделяемая всеми членами нормативная система и какой-то общий, разделяемый всеми членами смысл корпоративного существования.

Социальные функции, выполняемые в обществе малыми группами, огромны, переоценить их невозможно. Достаточно вспомнить, что семья, которую еще Конт называл ячейкой общества, ? это ведь практически всегда малая группа, причем первичная к большинству других групп и организаций, в состав которых она может входить. Именно семья, как будет отмечено ниже, является главным агентом первичной социализации, играющей важнейшую роль в становлении человеческой личности. Впрочем, не только семья, но и множество других первичных и вторичных групп, в состав которых мы включены, играют довольно важную социализирующую роль в нашей биографии: группы сверстников, дружеские компании, любительские кружки, спортивные команды - именно через них мы усваиваем все традиции, нормы и ценности, принятые в более широком сообществе наших современников и соотечественников. Не случайно многие исследователи довольно уверенно утверждают, что недостаток связей первичного типа может обернуться ухудшением личностных качеств человека и проявиться в определенной неполноценности и даже в девиантном поведении.

Очень часто для индивида первичная группа, к которой он принадлежит, выступает одной из важнейших референтных групп. Этим термином обозначают ту группу (реальную или воображаемую), система ценностей и норм которой выступает для индивида своеобразным эталоном. Человек всегда - вольно или невольно - соотносит свои намерения и поступки с тем, как могут их оценить те, чьим мнением он дорожит, независимо от того, наблюдают они за ним реально или только в его воображении. Референтной может быть и та группа, к которой индивид принадлежит в данный момент, и та группа, членом которой он был прежде, и та, к которой он хотел бы принадлежать. Персонифицированные образы людей, составляющих референтную группу, образуют "внутреннюю аудиторию", на которую человек и ориентируется в своих помыслах и поступках.

Достаточно важным разделом теории малых групп является изучение протекающих в ней динамических процессов. Эти исследования выделились в особое направление в микросоциологии и социальной психологии, состоящее из целого ряда взаимосвязанных и взаимодополняющих концепций, берущих на себя труд описать те законы, по которым живут и развиваются малые группы. Сам термин "групповая динамика" ввел в научный оборот Курт Левин в конце 1930-х гг. Один из основных теоретических постулатов состоял в подчеркивании системного характера групповой деятельности: группа как единое целое есть нечто большее, нежели простая сумма индивидов, входящих в ее состав. Кроме того, законы, характеризующие явления и процессы, протекающие в малых группах, могут быть экстраполированы на описание динамики более крупных социальных единиц.

Важный вклад в развитие теории групповой динамики внес американский социальный психолог (румынского происхождения) Джейкоб Морено. Он наиболее известен как основатель двух важных направлений в исследовании малой группы: социодрамы (или психодрамы) и социометрии. Первое из этих понятий использовалось для описания событий (обычно игр и ритуалов), которые должны иметь конкретное символическое значение для определенных социальных групп или общества в целом; это выглядит так, как если бы эти события наблюдались в качестве драмы, наблюдаемой - возможно через масс-медиа - обществом. Например, выдвигалось предположение, что коронация королевы Елизаветы II объединила британское общество. Подобно этому, хоккейные или футбольные матчи могут драматизировать социальные конфликты, которые в ином случае могли выйти наружу иным образом. Что касается социометрии, то это система методов выявления и количественного измерения связей между членами группы, образующими единое "групповое поле" эмоциональных и межличностных взаимодействий.

Если попытаться кратко перечислить те динамические процессы, которые протекают в любой малой группе от ее рождения до смерти, то можно резюмировать следующие основные явления. Практически на протяжении всей жизни группы не прекращается групповая интеграция - процесс превращения группы в единое целое на основе взаимного приспособления, адаптации членов группы друг к другу. С самых первых дней совместного существования начинается структурирование - формирование внутренней структуры, с выделением лидеров и других статусных позиций и, соответственно, вырабатыванием рисунка ролей, соответствующих этим статусам.

Лидер, который может фокусировать на себе внимание группы, который может выражать ту идею, которой обладает аудитория в целом, сам при этом наполняется особой энергией. Если группа в достаточной степени возбуждена, лидер вдохновляется больше, чем обычная личность. Он (или она) может стать харизматическим, избранным, героем. Энергия, которая продуцирует эту трансформацию, исходит не от лидера. Это энергия группы, наращенная путем прохождения через собравшуюся толпу и посланная в фокус лидером, который говорит им и для них. Лидер - это канал для коллективной энергии, и то, что видимо экзальтирует его или ее, находится выше индивидов, в массе. Но секрет власти лидера над группой - в ней самой. Именно аудитория создает пророка; именно движение создает лидера.

Одновременно развивается система норм и ценностей, характерных для данной группы; иногда это сопровождается выработкой особых ритуалов, которыми сопровождаются совместные действия, совместное времяпрепровождение. Для того, чтобы поддерживать соблюдение этих норм и ценностей, на членов группы оказывается групповое давление. Оно осуществляется с помощью разнообразных групповых санкций, как позитивных, так и негативных. Крайними формами негативных санкций, применяемых к тем, кто не разделяет ценностей и не выполняет норм (аутсайдерам), могут быть бойкот или даже остракизм (изгнание).

Почему люди вообще привержены заповедям морали? Прежде всего, вследствие того, что этого требует группа. Но также и потому, что индивиды хотят принадлежать к ней. Людям трудно избежать некоторых моральных чувств или других вследствие того, что почти каждый присоединен к какой-то социальной группе. Поскольку они хотят принадлежать к группе, они автоматически присоединяют себя к ее морали. Именно социальные связи продуцируют эти спонтанные чувства того, что рассматривается как правильное и что - неправильное. Какой бы ни была группа, если люди хотят принадлежать к ней, они должны чувствовать какой-то тип морального обязательства.

Важнейшим видом социального взаимодействия, в ходе которого совершается формирование любого человека как полноправного и полноценного члена общества, является социализация. Социологи используют этот термин для описания процесса, в ходе которого и с помощью которого люди обучаются приспосабливаться к социальным нормам, т.е. процесса, делающего возможным продолжение общества и передачу его культуры из поколения в поколение. Этот процесс концептуализируется двумя путями. (1) Социализацию можно понимать как интернализацию социальных норм: социальные нормы становятся обязательными для индивида в том смысле, что они, скорее, устанавливаются им самим для себя, нежели навязываются ему средствами внешней регуляции и являются, таким образом, частью собственной индивидуальности личности. Благодаря этому индивид ощущает внутреннюю потребность в приспособлении к окружающей его социальной среде. (2) Социализацию можно представить как сущностный элемент социального взаимодействия на основе предположения о том, что люди желают повысить цену своего собственного само-имиджа, добиваясь одобрения и повышения статуса в глазах других; в этом случае индивиды социализируются в той мере, в какой они направляют свои действия в соответствии с ожиданиями других.

Социализацию принято разделять на три стадии: на первичной стадии (социализация младенца) главным агентом социализации выступает семья; вторичная стадия охватывает период получения формального образования; и третья стадия - это социализация взрослого человека, когда социальные б кторы входят в роли, к которым первичная и вторичная социализации не могут подготовить их в полной мере (например, становление наемного работника, мужа, жены, родителя). Приобщение индивидуального интеллекта к социальному совершается в процессе социализации и является важной частью ее.

Чем выше уровень "социального" развития того или иного вида живого организма, тем бу льшую роль в индивидуальном развитии играет социализация. В прогрессивно возрастающей степени это относится уже к общественным животным, у которых подавляющая часть поведенческих актов носит подражательный характер. Оставшись в изоляции, особь общественного вида - будь то пчела, муравей или птица - просто обречена на гибель. Умственное же (а интеллектуальное в особенности) развитие, являющееся своеобразным венцом высшей нервной деятельности, практически всецело зависит от процесса обучения, то есть целенаправленного и систематического получения информации из социальной среды.

В период первичной (детской) социализации возможности приобретения информации из социальной памяти еще во многом определяются возможностями и параметрами биологического интеллекта: качеством "сенсорных датчиков", временем реакции, концентрацией внимания, памятью. Однако чем больше удаляется человек от момента своего рождения, тем меньшую роль в этом процессе играет биологический инстинкт и тем большее значение приобретают факторы социального порядка.

Мир младенца с самого его появления на свет населен другими людьми. Причем, очень скоро он становится способен отличать их друг от друга, и некоторые из них приобретают для его жизни господствующее значение. С самого начала ребенок взаимодействует не только со своим собственным телом и с физическим окружением, но и с другими человеческими существами. Биография индивида с момента его рождения - это история его отношений с другими.

Более того, несоциальные компоненты опыта младенца опосредуются и модифицируются другими, то есть его социальным опытом. Чувство голода в его желудке может быть утолено только с помощью действий, совершаемых другими. На протяжении бу льшей части этого периода существования физический комфорт или дискомфорт его вызывается действиями или оплошностями других. Этот объект с приятно гладкой поверхностью был кем-то вложен в кулачок ребенка. И если его вымочил дождь, то это потому, что кто-то оставил его коляску на воздухе неприкрытой. В такой ситуации социальный опыт, поскольку он может быть отличим от других элементов в опыте ребенка, еще не являет собою особую, изолированную категорию. Почти каждый элемент в мире ребенка включает в себя другие человеческие существа. Его опыт общения с другими имеет решающее значение для всего приобретаемого опыта в целом. Именно другие создают паттерны, через которые им познается мир. И именно через эти паттерны организм устанавливает стабильные связи с внешним миром - не только с миром социальным, но и равным образом - с физическим окружением. Но те же самые паттерны также пронизывают и организм; то есть они вмешиваются в процесс функционирования организма. Именно другие насаждают в нем паттерны, по которым удовлетворяется голод ребенка. Наиболее очевидная иллюстрация этому - режим приема пищи. Если ребенок питается только в установленное время, его организм принуждается приспосабливаться к этому паттерну. В ходе формирования этого приспособления меняется функционирование его организма. В конечном счете ребенок не просто начинает питаться в определенное время, но и голод его просыпается к этому же времени. Общество не только насаждает свои паттерны поведения ребенка, но и, по сути, проникает внутрь, чтобы организовать функционирование его желудка. Такие же наблюдения можно было бы проделать за физиологическими выделениями, сном и другими физиологическими процессами, эндемичными для организма.

Практика кормления младенцев - этот наиболее элементарный уровень первичной социализации - может быть рассмотрена как важный пример приобретения ими социального опыта, где серьезным фактором оказываются не только индивидуальные особенности матери, но и социальная группа, к которой принадлежит семья. В этой практике, конечно возможно большое число вариаций - кормление ребенка по регулярному расписанию в противопоставлении с так называемым кормлением по востребованию, кормление грудью в противопоставлении бутылочному вскармливанию, различные сроки отнятия от груди и так далее. Здесь существуют не только большие различия между обществами, но и между различными классами в рамках одного и того же общества. К примеру, в Америке бутылочное вскармливание было впервые введено матерями из средних классов. Затем это довольно быстро распространилось на другие классы. Поэтому социальный статус родителей ребенка во вполне буквальном смысле решает, будет ли ему предоставлена, когда он проголодается, материнская грудь или бутылочка.

Различия между обществами в этой области поистине замечательны. В семьях средних классов в западном обществе до того, как эксперты по этим вопросам распространили различные представления относительно кормления по востребованию, существовал жесткий, почти индустриальный режим кормления по расписанию. Ребенка кормили в определенные часы и только в эти часы. В промежутках ему позволяли плакать. В оправдание такой практики приводились разнообразные доводы - или с точки зрения практичности, или ссылаясь на тот вклад, который она вносит в поддержание здоровья ребенка. Противоположную картину мы можем наблюдать в практике кормления у народности гусайи в Кении.

Здесь, когда мать работает, она носит ребенка на себе привязанным или к спине, или к другой части тела. Как только ребенок начинает плакать, он немедленно получает грудь. Общее правило таково, что ребенку нельзя плакать более пяти минут до того, как его покормят. Для западных обществ такой режим вскармливания действительно выглядит весьма "либеральным".

Огромное влияние общества даже на сферу физиологического функционирования организма ребенка можно было бы отследить и в такой сфере воспитания, как различия между различными обществами в практике приучения маленьких детей к пользованию туалетом. (Иногда такое влияние оказывается излишне навязчивым, достаточно вспомнить рекламу типа: ""Либеро" - лучший друг малышей!"). И уж, разумеется, социальный фактор оказывается решающим при формировании интеллекта начинающего члена общества.

Типовая социальная ситуация "неравенство возможностей - неравный старт" проявляется уже в первые годы жизни ребенка. В одних семьях воспитанием и развитием интеллекта младенца занимаются чуть ли не с момента его рождения, в других же не занимаются вообще. Ко времени прихода в школу или в детский сад - т.е. к началу этапа вторичной социализации - дети уже довольно заметно различаются по уровню своего развития, умению читать и писать, по своему литературному и общекультурному багажу, по мотивации к восприятию новой информации.

Понятно, что в семье профессионального интеллектуала дети проходят существенно иную социализацию, нежели в семьях родителей более низкого интеллектуального уровня. Нам представляется, что влияние этих факторов "социальной сети", в которую включена формирующаяся личность, воздействие ее ближайшего социального окружения значительно сильнее, значимее тех 30 процентов, которые отводит в формировании интеллекта окружающей среде Г. Айзенк (если такое сравнение вообще доступно количественной оценке). Необходимо подчеркнуть: не следует смешивать умственные способности и интеллект: первые действительно в немалой степени обусловлены генетически, второй, безусловно, вырабатывается. Можно было бы перечислить огромное число выдающихся личностей, которые получили детерминирующий интеллектуальный старт именно из условий своего детства - от родителей и того круга друзей семьи, которые играли важнейшую роль агентов первичной социализации.

"Во всех решительно случаях, когда детство и юность гения известны, оказывается, что так или иначе его окружала среда, оптимально благоприятствовавшая развитию его гения, отчасти потому, что гений именно ее сумел выбрать, найти, создать, отчасти потому, что гениальный ребенок родился (и воспитывался! - В.А.) в семье с определенной социальной преемственностью. Случаи таких семей многим хорошо известны: юность Моцарта, Баха описана многократно".

Может быть, к числу наиболее убедительных свидетельств в пользу социального происхождения индивидуального интеллекта (даже в его наиболее общем - психологическом - смысле) можно отнести результаты наблюдений за так называемыми детьми-маугли. Именно так - по имени киплинговского героя - называют детей, которые по тем или иным причинам оказались с младенческого возраста лишены человеческого общества и воспитаны животными. Другое название этого феномена - "феральные люди". При этом существует мнение, что в ходе индивидуального психического созревания существует некий критический период - в возрасте примерно от 7 до 9 лет, - перевалив за который, дети-маугли (если они до этого не были возвращены к людям) могут окончательно утратить возможность обрести человеческий разум и навсегда остаются животными.

Один из наиболее часто упоминаемых случаев такого рода - вскармливание и воспитание волками двух индийских девочек (названных позднее Амалой и Камалой). Младшая из девочек, Амала, вскоре после возвращения к людям умерла, а старшая прожила среди людей еще десять лет. Наблюдатели отмечали, что, несмотря на некоторую адаптацию к окружающим социальным, человеческим условиям, ее поведение в огромной степени напоминало поведение волка (легкость передвижения на четырех конечностях при затрудненности прямохождения, отвращение к одежде, лакание воды вместо питья, отлично развитое обоняние, даже вой в полнолуние). Весь словарный запас, освоенный ею за этот период, составлял около сорока слов. Другими словами, человеческий ум у этой девочки так и не сформировался - не только на уровне интеллекта, но даже на уровне элементарного здравого смысла. Возможно, правы те психологи, которые утверждают, что возраст примерно в 7-9 лет являет собою некий критический порог. К этому возрасту ребенок усваивает до 50% (!) того объема информации, который ему предстоит усвоить в течение всей его жизни.

Схожие выводы можно было бы сделать из так называемого "феномена Каспара Хаузера" (по имени юноши, воспитывавшегося практически в полной изоляции от других людей). Правда, судя по описаниям этого случая в литературе, Каспар Хаузер довольно быстро адаптировался к культурным ценностям своего времени. Огромный материал для психологов, занимающихся проблемами развития умственных способностей, дали наблюдения за обитателями Загорского интерната слепоглухонемых детей. Вероятно, психологическая депривация, возникшая вследствие значительной изоляции от внешних раздражителей и сенсорной недостаточности, ведет не просто к задержке, а прямо-таки к остановке интеллектуального развития: некоторые питомцы интерната, попавшие в него со значительным опозданием, при хронологическом возрасте в 19-20 лет обнаруживали уровень полутора-двухгодовалых младенцев. Однако здесь, в отличие от воспитанницы волков, занятия по специальной методике (появилось даже специальное научно-методическое направление, связанное с воспитанием глухонемых - т.н. тифлосурдопедагогика) позволяют детям, лишенным зрения и слуха, довольно успешно (насколько это вообще возможно в таком состоянии) пройти все этапы социализации (вплоть до защиты кандидатской диссертации одним из учеников Э. Ильенкова).

Почему же не удалась первичная социализация Камалы? Как нам кажется, она все же состоялась, но еще до возвращения в человеческое общество. Активно общаясь с "сородичами" по волчьей стае, девочка по достижении "критического возраста" приобрела достаточно завершенную (а потому устойчивую) психику волка. Именно потому и оказалась невозможной ресоциализация: социальные требования нового окружения оказались не в состоянии вытеснить слишком прочно закрепившиеся в психике поведенческие и адаптивные стереотипы животного, не имевшие практически ничего общего с нормами и ценностями человеческого общества вообще. В отличие от этого, сознание слепоглухонемого ребенка (как, вероятно, и Каспара Хаузера) к моменту полноценного столкновения с человеческим обществом представляет собою своеобразную tabula rasa. Возможно, у него сенсорная депривация (от deprivatio - потеря, лишение, обделенность) содействовала зарождению и аккумуляции органической потребности в активной деятельности (в том числе и познавательной), потому и социализация таких детей протекает сравнительно быстро.

Значение именно ранних воздействий, развивающих личность и интеллект, подчеркивается, в частности, в работе Р. Бергинса, который показывает, что 20% будущего интеллекта приобретается к концу первого года жизни, 50% - к четырем годам, 80% - к 8 годам, 92% - до 13 лет. Считается, что уже в этом возрасте можно с достаточно высокой вероятностью предсказать как сферу, так и "потолок" будущих возможных достижений.

В. Эфроимсон обращал внимание также на то, что обстановка в семьях и в окружении, составляющих основные агенты социализации высокотворческих детей и детей просто потенциально интеллектуальных, вероятно, несколько различается: если в семьях и окружении первых складывается ситуация независимости и некоторой неопределенности, склонности к риску, то во вторых, составляющих большинство, предпочтение отдается стандартам достаточно ровного поведения.

Так или иначе, к моменту завершения первичной социализации родители (и ближайшее окружение) передают своим детям не только значительный объем информации о мире, в котором тем предстоит жить, но также и нормы, ценности и цели своих групп и своего социального класса (во всяком случае - того класса, с которым они себя идентифицируют).

Содержание, характер и качество вторичной социализации, совпадающей по времени (и содержанию) с периодом получения формального образования, уже определяются уровнем подготовки педагогов, качеством педагогических методик, условиями, в которых протекает образовательный процесс. А на это, в свою очередь, не может не влиять социальное происхождение, а значит, культурный и материальный уровень семьи. От этого уровня зависит, в какую школу пойдет учиться ребенок, какие книги и в каком объеме он будет читать, каков круг его повседневного общения, будут ли у него персональные наставники и репетиторы, а сегодня - и компьютер и т.п. Ниже мы покажем, что это довольно отчетливо проявляется в различиях психометрического интеллекта детей, происходящих из семей с различным социальным статусом.

Именно в школе начинается подлинное формирование интеллекта, то есть приобщение его к миру научных систематизированных знаний. Однако школа преследует не только эту цель. Одной из главных функций этапа вторичной социализации является общая подготовка индивида к предстоящей ему в дальнейшем жизнедеятельности в социальных институтах, действующих в рамках формальных организаций. Один из критиков современной системы образования Ивен Иллич даже назвал школу "универсальной церковью". В силу этих причин школа, помимо формирования у своих воспитанников устойчивого комплекса определенных знаний, всегда ставит перед собою задачу привития им господствующих в данном обществе в данный исторический период идеологических и моральных ценностей.

Как утверждают П. и Б. Бергеры, "существует идеология образования, имеющая глубокие корни в истории западной цивилизации, которая говорит о том, каким должен быть этот опыт". Предполагается, что образование передает умение и основы знаний, в которых нуждается индивид, чтобы преуспеть в этом мире. Предполагается также (и в классической традиции западного образования это более важно), что образование призвано сформировать характер и развить ум - совершенно независимо от критериев успеха в том или ином конкретном обществе. Несмотря на большое разнообразие национальных образовательных систем, они, в сущности, организованы по единому принципу:

" Образовательная карьера индивида в целом структурирована следующим образом: знание " упаковывается" в курсы, каждая из единиц добавляется к другим единицам, общая сумма которых представляет специфические образовательные цели (завершение того или иного учебного плана, получение той или иной степени), которые индивид предполагает достичь" .

Понятно, что эффективность воздействия процесса образования на формирование индивидуального интеллекта во многом зависит от характера социальных взаимодействий, протекающих в стенах классной комнаты. В начале 1970-х годов целый ряд английских социологов провели исследования социальных взаимодействий и ценностей (нередко, скорее, подразумеваемых, нежели осознаваемых формально), которые составляют социальную систему классной комнаты в школе. Поскольку эти исследования носили ограниченный (часто единственной школой) и, главным образом, описательный характер, обобщения, которые можно было бы сделать по поводу открытий таких исследований, ограничены кругом следующих проблем: (1) скрытым учебным планом и контролем за учениками как частью социальной системы школы; (2) существованием отчетливо выраженных ученических субкультур - тех, что принимают школьные ценности, и тех, что в той или иной мере расходятся с ними; (3) эти подразделения в контингенте учащихся испытывают на себе влияние социальной организации школы (например, сегрегации на потоки "способных" и "менее способных", стереотипированием и навешиванием ярлыков как со стороны учителей, так и со стороны самих учащихся и т.п.); (4) чрезвычайно сложным характером социального взаимодействия между учителями и учениками, основанном на асимметричном распределении власти, что иногда встречает сопротивление со стороны учеников. Поэтому реальные успехи обучаемых являются продуктом не только их интеллектуального уровня и врожденных способностей, но также сложных социальных процессов, протекающих в школе.

Н.Кедди, изучая сложившуюся в английских школах практику распределения учащихся по параллельным классам с учетом их способностей, связывает оценку способностей ученика, которая формирует основу такого разделения, с критериями, используемыми учителями для оценки знания, получаемого в классной комнате. Она предполагает, что те знания, которые считает необходимыми и "правильными" сама школа, довольно абстрактны и могут быть представлены в общих формах. При этом учителя оценивают именно эти приобретенные на школьной скамье знания выше конкретных знаний учеников, усваиваемых ими непосредственно из собственного опыта. Кандидаты в группы с высокими способностями с большей охотой усваивают прежде всего то, что определяется учителями как "подходящее" знание и воздерживаются от выражения недоверия, когда оно не совпадает с их собственным опытом. После распределения по параллельным классам те, кто признан более способными, получают более свободный доступ к знаниям, оцениваемым более высоко, в отличие от тех, кто аттестуется как менее способные. Следует отметить, что при этом, вероятно, производится и оценка достигнутого учеником уровня интеллектуального развития, которая, таким образом, производится в рамках господствующих в обществе ценностно-нормативных представлений.

Практически все школы и другие организации, функционирующие в рамках образовательных институтов, имеют формальный учебный план, охватывающий те области академического знания, которые, как ожидается, будут осваиваться учениками - например, математику, физику, биологию. Однако помимо этого академического и точно изложенного изучаемого плана, существует ряд ценностей, аттитюдов или принципов, передаваемых ученикам учителями в неявном виде. Полагают, что этот скрытый учебный план призван поддерживать социальный контроль в школе и обществе. Это происходит путем приучения людей приспосабливаться к власти и подчиняться ей, научая их воспринимать социальное неравенство как естественное состояние и обеспечивая, таким образом, культурное воспроизводство в данном обществе.

Конечно, все это накладывает свой отпечаток на формирование интеллекта. Нередко можно наблюдать, что ученики творческие и независимые относительно слабо успевают в школе, в то время как преуспевают те, кто обладают такими качествами, как пунктуальность, дисциплина, повиновение и прилежание.

Так или иначе, уровень и качество образования (здесь мы еще не разделяем формального и неформального, профессионального и непрофессионального аспектов, а говорим об образовании вообще - как о целенаправленном и систематическом приобретении новых знаний, умений и навыков) выступает важнейшим фактором формирования индивидуального интеллекта.

Зависимость между образованием и уровнем психометрического интеллекта неоднократно подтверждалась данными как зарубежных, так и отечественных исследований. Так Л.Н. Борисова проанализировала результаты эксперимента по определению уровня интеллекта в пяти группах с различным образованием. Всего было обследовано 2300 испытуемых, что позволяет говорить о достаточно высокой статистической значимости результатов. Как и следовало ожидать, разрыв в уровне интеллекта по мере повышения образования заметно увеличивается (см. рис.4.1).

Наконец, в третий период - социализации взрослого человека - развитие индивидуального интеллекта и возможности его "подпитки" от интеллекта социального, а также всех других способностей личности уже почти полностью определяются ее социальным статусом (и, в свою очередь, оказывают определенное влияние на уровень этого статуса). Есть такие виды информации, доступ к которым жестко ограничен просто формализованными институциональными требованиями (например, документы, составляющие политическую или военную тайну). На пути к получению других видов информации, которые внешне совершенно открыты и не засекречены, может встать фильтр отсутствия специальной подготовки, позволяющей усвоить эту информацию: здесь может сказаться, к примеру, незнание иностранного языка. Вообще проблемы взаимодействия индивидуальных интеллектов с социальными (мы исходим из того, что в любом обществе существует не одна, а достаточно много подсистем социального интеллекта - в соответствии с характером социальной структуры, числом и уровнями составляющих общество социальных подсистем) могут образовать целое направление в структурной социологии, которое можно было бы назвать информационной справедливостью.

Рис.4.1. Зависимость уровня интеллекта от образования

1 - группа испытуемых с 8-летним образованием; 2 - школьников; 3 - со средним образованием; 4 - студентов; 5 - с высшим образованием

Существенно важный вопрос, связанный с формированием интеллекта: каким образом удается некоторым людям иногда выдвигать творческие идеи? Кое-что по этому поводу нам известно из социологического изучения деятельности творческих мыслителей в науке, философии, литературе и других областях. Творческие личности обычно находятся в составе социальных сетей, что обеспечивает им достаточно постоянный контакт (взаимодействие) с другими творческими личностями. Некоторые части этих сетей нередко соединяют воедино учителей и учеников, причем, и те, и другие преуспевают в творчестве. Аристотель был учеником Платона; Виттгенштейн - учеником Бертрана Рассела. Лауреаты Нобелевской премии нередко являются учениками других Нобелевских лауреатов. Однако для того чтобы стать творческой личностью, нельзя просто имитировать своего учителя; так поступают последователи, но не инноваторы. Сеть распределяет культурный капитал, но этого еще недостаточно.

Знаменитые учителя обычно имеют довольно много учеников, однако лишь немногие из них сами становятся известными творческими личностями. Если мы изучим сети, складывающиеся вокруг творцов-учителей, мы обнаружим дополнительный материал для размышления. Так, Р. Коллинз утверждает, что эти люди, как правило,

" ... находятся в контакте с другими личностями, которые для того, чтобы стать творческими индивидами, не могут просто имитировать своего учителя; ученические контакты имеют место через /сквозь/ поколения. Этот второй аспект сети объединяет воедино личностей, принадлежащих к одному и тому же поколению. Это, как правило, кружок инноваторов, группа " младотурков" , собирающихся вместе и вырабатывающих идеи для ниспровержения старых идей" .

Эти творческие группы обнаруживаются во всех сферах интеллектуальной деятельности и во все периоды истории. В античные времена Сократ, который был учителем Платона, имел большое окружение молодых последователей, многие из которых, как и Платон (имевший своим учеником Аристотеля), создали себе репутации мыслителей. Мы можем вспомнить также, что Огюст Конт был в течение семи лет личным секретарем А. Сен-Симона, и, хотя их союз распался отнюдь не мирным путем, никто не может отрицать огромного влияния, которое оказал великий утопист на формирование главных идей основоположника социологии. В нынешнем столетии мы могли бы обратить свое внимание на группу в институте Нильса Бора в Копенгагене в 1920-х гг., совершившую революцию в атомной физике. Или на команду Крика и Уотсона в лаборатории Кавендиша, сделавшую в 1950-х открытие ДНК.

Еще один достаточно важный момент. Взаимоотношения между участниками этих творческих сетей обычно носят состязательный характер. Творческие люди, как правило, имеют соперников. Крик и Уотсон успешно выиграли гонку за открытие ДНК против уже знаменитого лауреата Линуса Полинга из Калифорнийского технологического института, а также еще одной лаборатории в Лондоне с приблизительно такими же результатами. Норман Сторер, ссылаясь на исследования, проведенные в Мичиганском университете Дональдом Пельцем, указывает, что "... качество научной работы (по оценке его коллег и руководителей), по-видимому, повышается, когда он часто общается как с коллегой, разделяющим его ориентации и интересы, так и с коллегой, заметно отличающимся от него в научном отношении". Наращивание научных знаний представляет собою коллективное, кумулятивное дело. Поэтому на научную производительность огромное влияние оказывает эффективность коммуникаций внутри науки как единого интеллектуального пространства.

Правда, нужно помнить, что приобретение культурного капитала вовсе не означает завершения творческого процесса. Необходимо еще проделать достаточно большую внутреннюю работу по рекомбинации этого культурного капитала на достаточно высоком уровне. Это означает, что предстоит выступить с утверждениями, которые имели бы смысл для очень обширной сети людей, интересующихся такого же рода проблемами. Творческое мышление включает в себя, таким образом, нахождение способов комбинирования раздельных частей культурного капитала в единое целое.

Для нас здесь центральным звеном является то, что вся эта работа, равно как и отдельные ее этапы не могут совершаться вне социального взаимодействия. Успешная творческая работа не оглядывается на старые разговоры, откуда почерпнуты ингредиенты культурного капитала; она смотрит вперед, на новые "разговорные сети", которые формируются как результат упомянутой выше рекомбинации. Вот почему творческий индивид нуждается во всех этих разговорных сетях. Ему необходимо найти единомышленников, которые пытаются опровергнуть старые идеи, создать кружок, где обсуждаются проблемы переднего фронта науки, в которой он работает. Или же вести внутренние (интернализованные) дискуссии. Творец - это некто, создающий групповые альянсы либо наяву, либо внутри собственного ума.

Следует отметить, что многое из сказанного относится не только к научной, творческой, но и к любой профессиональной деятельности, которая в значительной степени составляет "стержневую основу" социализации взрослого человека. Речь идет о том, что наше социальное бытие всегда включено в рамки определенных социальных сетей. Это понятие - социальная сеть - сложилось в таких теориях среднего уровня, как социология семьи и урбанистическая социология для описания той системы личностных связей, в которые включен каждый индивид. Английский социолог Э. Ботт, например, показывал, что отношения между мужем и женой довольно существенно зависят от взаимопереплетенности сетей родства, в состав которых они входят. Многие исследователи предпринимали попытки составления "карт" с отображением социальных сетей, складывающихся внутри общин и организаций, для того, чтобы раскрыть их социальную структуру и каналы коммуникаций. В микросоциологии для этой цели проводятся социометрические обследования коллективов с последующим составлением социограмм, на которых графически вычерчиваются линии притяжений и отталкиваний между членами группы; "узлы" таких сетей довольно отчетливо выявляют лидеров и аутсайдеров.

Каковы механизмы осуществляемого в процессе социализации усвоения индивидом социальных норм и культурных ценностей того общества, к которому он принадлежит? Один из основоположников современной теории социализации французский социолог Габриэль Тард положил в ее основу принцип подражания. Типовым социальным отношением, которое проявляется практически на всех уровнях взаимодействия, является отношение "учитель - ученик". Ключевое понятие при описании процесса обучения индивидов своим социальным ролям - "имитация". Так, в процессе первичной социализации огромное значение имеют игры, в ходе которых дети как бы "примеряют" на себя будущие роли, имитируя наблюдаемое ими поведение взрослых.

Толкотт Парсонс, в работах которого содержится развернутая социологическая теория интеграции индивида в социальную систему, считал, что индивид впитывает в себя общие ценности в процессе общения со "значимыми другими", т.е. с теми людьми, которые выступают для него представителями его референтной группы. Другими словами, степень и эффективность "социального научения" зависит от характера и силы привязанности индивида к этому "значимому другому". В результате необходимость следования общезначимым нормам и общепринятым образцам поведения становится его внутренней потребностью, частью его мотивационной структуры.

Основным агентом первичной социализации, закладывающим фундамент этой мотивационной структуры, Парсонс считал семью: именно здесь наиболее сильны и эмоционально значимы связи индивида со "значимыми другими". В самом деле, эмпирические исследования довольно убедительно показывают зависимость конформистского или, наоборот, девиантного поведения от характера ранней социализации. Среди тех, чья первичная социализация проходила в условиях неблагополучных - конфликтных или неполных - семей, доля индивидов с девиантным поведением значительно выше.

Помимо подхода Парсонса, в социологии существуют и другие достаточно авторитетные концепции, описывающие процессы и механизмы социализации. Среди авторов этих теорий довольно много психологов и социальных психологов; и это понятно, поскольку социализация тесно связана с формированием человеческой личности и ее мотивационной сферы, а кроме того, она в значительной степени связана с непосредственными прямыми контактами между людьми. Так, З.Фрейд строит свою теорию развития личности, исходя из базового конфликта между биологическими побуждениями и нормами культуры, и поэтому рассматривает социализацию как процесс обуздания биологических побуждений. Ж.Пиаже исследует социализацию как когнитивное развитие или процесс обучения мышлению.

Одним из важнейших механизмов социализации, можно даже сказать, ядром ее выступает интернализация - процесс, в ходе которого индивид изучает и воспринимает в качестве обязательных для себя "внешние" социальные ценности и нормы, переводя их на "внутренний" уровень. Под этим мы имеем в виду, что социальный мир со множеством своих значений становится частью собственного сознания ребенка. То, что прежде испытывалось как нечто, находящееся вне, может теперь равным образом переживаться внутри него самого. В сложном процессе взаимности и отражения устанавливается определенная симметрия между внутренним миром индивида и внешним социальным миром, в рамках которого он проходит социализацию. Тот феномен, который мы называем сознанием, иллюстрирует это наиболее ясно. Сознание, помимо всего прочего, - это сущностная интернализация (или, скорее, интернализованное присутствие) моральных предписаний и запретов, которые прежде приходили извне. Это начинается, когда в ходе социализации "значимый другой" говорит: "Делай это" или "Не делай этого". По мере того, как протекает социализация, ребенок постепенно идентифицирует себя с этими установлениями морали. Идентифицируясь с ними, он интернализует их. Где-то на этом пути он сам сказал самому себе: "Делай это" или "Не делай этого" - может быть, в той же манере, что и мать или какая-то другая значимая личность впервые произнесли это ему. Потом эти установления начали безмолвно впитываться в его собственный ум. Голоса других стали внутренними голосами. И, наконец, это стало говорить ему его собственное сознание.

Итак, в ходе социализации индивиды усваивают различные нормы, которыми им приходится непрерывно руководствоваться в своем взаимодействии с другими людьми. Мы говорили в предыдущей главе о том, что совокупность таких норм, регулирующих социальные отношения и непосредственное общение в той или иной сфере жизнедеятельности, образует тот или иной социальный институт. Можно было бы сослаться на такое авторитетное и "энциклопедическое" определение этого понятия:

" Социальные институты обычно воспринимаются как фокусные точки социальных организаций, общие для всех обществ и имеющие дело с базовыми универсальными проблемами упорядоченной социальной жизни. Акцент делается на трех базовых аспектах институтов. Во-первых, на паттернах поведения, регулируемых институтами (" институционализированных" ), имеющими дело с какими-то вечными, базовыми проблемами любого общества. Во-вторых, институты включают в себя регуляцию поведения индивидов в обществе в соответствии с какими-то определенными, длительными и организованными паттернами. Наконец, эти паттерны включают в себя определенное нормативное упорядочивание и регуляцию; то есть регуляция поддерживается нормами и санкциями, которые легитимируются этими нормами" .

Однако как возникают и складываются такие нормы? Вряд ли можно согласиться с тем, что они для каждого из нас врожденные. Если бы это было так, все общества были бы похожи друг на друга; между тем они весьма существенно различаются между собою - как в пространстве, так и во времени - по господствующим в них обычаям и нравам.

Вообще изучение таких устойчивых форм организации и регулирования общественной жизни - это предмет особого направления социологической науки, которое называется институциональной социологией. Появление институтов, согласно выводам представителей этого направления, возникает в соответствии с определенными естественноисторическими закономерностями.

Любой институт возникает не сразу, не одномоментным актом, по чьему-то желанию или мановению чьей-то руки. Становление и формирование института в том виде, как мы его наблюдаем (и принимаем участие в его функционировании) занимает достаточно длительный исторический период. Такой процесс называется в социологии институционализацией. Другими словами, институционализация представляет собой процесс, посредством которого определенные виды социальной практики становятся достаточно регулярными и продолжительными, чтобы быть описанными в качестве институтов. Каковы условия, предпосылки этого процесса?

Важнейшими предпосылками институционализации - формирования и становления нового института - являются: (1) возникновение определенных общественных потребностей в новых видах и типах социальной практики и соответствующих им социально-экономических и политических условий; (2) развитие необходимых организационных структур и связанных с ними норм и правил поведения; (3) интернализация индивидами новых социальных норм и ценностей, формирование на этой основе новых систем потребностей личности, ценностных ориентаций и ожиданий (а значит, представлений о рисунках новых ролей - своих и соотносимых с ними). Завершением этого процесса институционализации является складывающийся новый вид общественной практики. Благодаря этому, в конечном счете, формируется новый набор ролей, а также формальных и неформальных санкций для реализации социального контроля за соответствующими типами поведения. Таким образом, институционализация представляет собой процесс, посредством которого социальная практика становится достаточно регулярной и продолжительной, чтобы быть описанной в качестве института.

Так, Ф.Энгельс в своей работе "Происхождение семьи, частной собственности и государства" довольно подробно и убедительно показывает процесс формирования института моногамной семьи. Дело в том, что этот институт, включающий в себя довольно сложную систему кровнородственных и приобретенных статусов и ролей, существовал не всегда. Вплоть до возникновения института частной собственности в нем просто не было необходимости, поскольку общественные и индивидуальные потребности в сфере брачно-семейных отношений, а также ведение коммунистического домашнего хозяйства вполне удовлетворялись правилами и нормами (по-своему довольно сложными) групповой и парной семьи. Однако аграрная революция и сопряженное с ней появление прибавочного продукта ведет к появлению частной собственности и соответствующих ей производственных отношений, основанных на принципиально иных принципах, нормах и правилах.

Те, устаревавшие нормы и правила, основанные на материнском праве, определяли принципиально иные правила взаимодействия в сфере распоряжения имуществом.

" По обычаю тогдашнего общества муж был... собственником нового источника пищи - скота, а впоследствии и нового орудия труда - рабов. Но по обычаю того же общества его дети не могли его наследовать... Дети умершего мужчины принадлежали не к его роду, а к роду своей матери... По мере того, как богатства росли, они, с одной стороны, давали мужу более влиятельное положение в семье, чем жене, и, с другой стороны, порождали стремление использовать это упрочившееся положение для того, чтобы изменить традиционный порядок наследования в пользу детей. Но это не могло иметь места, пока происхождение велось в соответствии с материнским правом. Поэтому последнее должно был быть отменено, и оно было отменено" .

Таким образом, изменившиеся экономические условия приводят к порождению потребностей в новых правилах регулирования брачно-семейных отношений: возникновение частной собственности приводит к возникновению института моногамной семьи, которая "основана на господстве мужа с определенно выраженной целью рождения детей, происхождение которой от определенного отца не подлежит сомнению, а эта бесспорность происхождения необходима потому, что дети со временем в качестве прямых наследников должны вступить во владение отцовским имуществом".

В большинстве случаев институты не остаются неизменными и устойчивыми на протяжении длительных исторических периодов. Так, на более поздних этапах развития традиционного общества именно к семье переходят от общины функции базовой хозяйственной единицы как в сельскохозяйственном, так и в ремесленном производстве, и это влечет за собой возникновение новых статусов и ролей в институте моногамной семьи. В индустриальном обществе эти функции уходят от семьи к фабрике (или фирме), что опять означает видоизменение института.

Одним из важных последствий социализации личности следует считать формирование социального характера. Для того, чтобы пояснить сущность этого понятия, необходимы некоторые предварительные замечания. Большинство из нас, даже не зная психологии, хорошо знают, что двух абсолютно похожих друг на друга людей найти невозможно, каждый человек из живущих ныне и когда-либо живших прежде уникален и неповторим. Чем это определяется? Даже если мы проведем типологию сравнительно небольшого числа врожденных физических и психических качеств (таких, скажем, как предрасположенность к тем или иным заболеваниям, цвет глаз, волос, тип темперамента и нервных реакций), элементарный математический подсчет всех возможных вариантов их сочетаний даст очень большую величину.

Но когда мы присоединим к этому набору еще различные типы тех условий, в которых протекает первичная социализация, то это число сочетаний может достичь астрономических размеров. А ведь каждый из таких вариантов и дает нам то, что мы именуем индивидуальным характером. Этим понятием в психологии именуют совокупность устойчивых индивидуальных особенностей личности, складывающихся и проявляющихся в деятельности и общении, обусловливающая типичные для нее способы поведения.

В свете обсуждаемой проблемы в приведенном определении для нас особенно важно признание того момента, что характер складывается в процессе общения. А общение - одна из разновидностей социального взаимодействия. Стало быть, индивидуальный характер есть не что иное, как продукт социального взаимодействия. Кроме того, именно в контактах с другими людьми индивидуальный характер проявляется в наибольшей мере.

Однако хотелось бы напомнить то, что мы не раз повторяли: социология - генерализирующая наука, она занимается стандартизованными, повторяющимися явлениями, пытаясь выявить обобщенные типы социального поведения, не вытекающие из уникальных, неповторимых обстоятельств. Поэтому вряд ли следует отнести изучение индивидуального характера, условий и причин его формирования к числу тех проблем, которые интересуют социологию.

Можно взглянуть на проблему характера под несколько иным углом зрения. Давно замечено, что существует немалое сходство в общей линии поведения (во всяком случае, внешних его проявлений) у различных людей, принадлежащих к одной и той же национальности. В представлениях большинства из нас итальянцы, например, темпераментны, отличаются быстротой речи и прибегают к обильной жестикуляции; шведы или финны - флегматичны, немногословны; японцы - улыбчивы и вежливы и т.д. Это не означает, конечно, что каждый из итальянцев, шведов или японцев не имеет своего индивидуального характера - вероятно, существует немало флегматичных итальянцев, темпераментных шведов, хмурых, неприветливых японцев. Речь идет о том, что статистическое большинство представителей указанных национальностей, вероятно, будут вести себя именно так, как описано выше, т.е. их поведение соответствует сложившимся у нас ожиданиям. Поэтому мы вправе говорить о типичных проявлениях того или иного национального характера. В самом деле, наряду с уникальностью жизненных условий, процесс социализации каждого из нас испытывает на себе определенное давление социального окружения, связанное с господством традиций, обычаев, ритуалов, в которых проявляются особенности национальной культуры того общества, в котором мы живем. К такому выводу приходили многие этнографические исследования, выявившие, что различные люди, живущие в одном обществе и воспитывающиеся в условиях одной и той же культуры, обладают некоторой суммой одинаковых черт своего поведения.

Таким образом, в поведении каждого из нас в той или иной мере проявляются черты как индивидуальной, неповторимой личности, так и национального характера, общие для всех людей, разделяющих приверженность традициям, обычаям и нравам того народа, к которому мы принадлежим. Но и это еще не все.

Давайте задумаемся: а в какой мере проявляются в нашем национальном характере черты наших отдаленных предков, скажем, русских крестьян, живших четыреста-пятьсот лет назад? И можно ли считать, что корни национального характера современного норвежца берут свое начало из буйного нрава викингов? Если мы задали такой вопрос, значит, вплотную приблизились к осмыслению того, что называется социальным характером.

Начало изучению этого феномена положили современные социальные психологи, полемизируя с излишне натуралистичным фрейдистским истолкованием истоков индивидуального характера. В известной мере выводы этих исследований продолжали идеи этнографических исследований, поскольку связывали особенности человеческого характера с социокультурными условиями формирования индивидов и своеобразием их образа жизни. Эрих Фромм прямо определял социальный характер как "ядро структуры характера, свойственное большинству членов определенной культуры, в то время как индивидуальный характер - это то, чем люди, принадлежащие к одной культуре, отличаются друг от друга". Для нормального функционирования любого общества, считает он, большинство его членов должны обладать таким типом характера, который побуждал бы их действовать так, как это необходимо для данного общества. Нормальное же функционирование социума возможно лишь при условии, что внешняя сила заменяется внутренним побуждением.

Своеобразным водоразделом, обозначающим переход от одного типа социального характера к другому, служит для Фромма переход общества к "классическому" капитализму. В сущности, он наиболее подробно описывал рыночный характер - тот, что является наиболее типичным для современного ему индустриального общества. Господство рыночных отношений, по Фромму, предопределяет тот факт, что и любое человеческое существо выступает товаром на "рынке личностей". Целью рыночного характера является полнейшая адаптация, стремление оставаться нужным для других при любых условиях, складывающихся на рынке личностей. Личности с рыночным характером в известном смысле не имеют даже собственного "я", ибо их "я" постоянно должно изменяться в соответствии с принципом: "я такой, какой я вам нужен". Сущность маркетинг-ориентации индивида Фромм описывает следующим образом:

" Человек идентифицирует себя не с собой или своими силами, а с тем, что другие думают о нем. Он зависит от того, как другие видят и оценивают его. Это принуждает его играть ту роль, в которой он однажды уже добился успеха. Престиж, положение, успех заменяют подлинное чувство идентичности. В них человек начинает видеть свою суть. Поскольку люди видят себя в качестве товара, то и других они воспринимают как товар. Они не представляют себя самих, но только часть, которую они продают. Люди различаются только количественно - имеют ли они больше или меньше успеха" .

При таком характере преобладает рассудочное манипулятивное мышление. Фромм, фактически следуя аргументации Маркса, называет рыночный характер также отчужденным, потому что люди, обладающие таким характером, отчуждены и от природы, и от своего труда, и от самих себя. В то же время социальному характеру рабочего в рыночном обществе свойственны пунктуальность, дисциплина, готовность к совместному труду. А вот социальный характер крестьянина, считает Фромм, как правило, отличается индивидуализмом, настойчивостью, слабым ощущением веяний времени (консерватизмом) и упорным противостоянием всем попыткам изменить его.

Тем не менее, несмотря на попытки прибегнуть к социальным факторам, фроммовская трактовка во многом остается в психологических рамках, не слишком выходя за их пределы. Существенно дальше в этом смысле продвинулась концепция социального характера, разработанная американским социологом Дэвидом Рисменом. Он поставил перед собой задачу выявить взаимосвязь между экономическим развитием общества и происходящими в нем социальными изменениями. С другой же стороны он, подобно Фромму, придавал большое значение изучению социального характера и тем изменениям, которые в нем происходят. Он считал, что это необходимо для понимания как общества в целом, так и отдельных его элементов. При этом он стремился показать особую важность детских лет в процессе формирования характера.

Свое исследование Рисмен, естественно, начинает с определения самого понятия "социальный характер". Это не просто часть личности, включающая в себя темперамент, различные способности, таланты и прочие атрибуты психики. Это, скорее, та часть характера, которая формируется в процессе жизнедеятельности, протекающей в определенных социальных условиях, и представляет своего рода "установку", с которой человек подходит к миру и к людям. Само сочетание слов "социальный характер" должно подчеркнуть социальную детерминацию характера любого индивида (а также той или иной общности или группы), а кроме того, потребность общества в определенном характере большинства его членов:

" Для того, чтобы любое общество могло нормально функционировать, его члены должны иметь такой характер, который побуждал бы их действовать именно так, как они должны действовать в качестве членов данного общества..., они должны хотеть делать то, что является для них объективной необходимостью. Внешняя сила заменяется внутренним побуждением и особого рода человеческой энергией, которая канализируется в черты характера" .

Пытаясь установить взаимосвязь между различными историческими эпохами и типами характера людей, живших в эти эпохи, он выделяет три главных исторических периода: (1) "высокого потенциала прироста населения" (например, средние века); (2) "переходного роста населения" (например, Ренессанс - Реформация); (3) "начинающегося спада населения" (например, современные индустриально развитые общества). Каждому из этих трех периодов соответствуют три типа социального характера: "ориентированный-на-традицию", "ориентированный-на-себя" и "ориентированный-на-другого". Каждый из этих типов социального характера определяет особый способ конформности большинства индивидов, составляющих данное общество.

Д.Рисмен описывает условия, в которых формируется ориентированный-на-традицию социальный характер, следующим образом:

" ...конформность индивидов в значительной степени предписывается отношениями власти, существующими между различными половозрастными группами, кланами, кастами, профессиями и т.д. - отношениями, которые существуют веками... Культура ежеминутно контролирует поведение, и хотя правила не настолько сложны, чтобы молодежь не могла их усвоить в период интенсивной социализации, тщательно разработан строгий этикет, регулирующий отношения в весьма влиятельной сфере родственных взаимосвязей. Помимо экономических задач..., культура создает ритуал, устанавливает определенный порядок и религию, чтобы всех занять и ориентировать" .

Правила взаимодействия любого индивида со всеми другими членами своей и смежных групп довольно четко определены и регламентированы. Будущее его, жизненная карьера также ясна, и сам он при обычных, неэкстремальных условиях может оказать на нее довольно слабое влияние. Суть происходящего в таких обществах выражается в том, что развитие социальных изменений там замедленное. Очень высока зависимость любого индивида от семьи, клана и других типов родственных организаций. Практически все члены общества живут и взаимодействуют в рамках жесткой системы ценностей.

Общество, которое возникло в западной истории в период Ренессанса и Реформации и начинает исчезать, по утверждению Рисмена, только сейчас, характеризуется целым рядом принципиально иных специфических черт:

" Такое общество характеризуется возрастающей личной мобильностью, быстрым накоплением капитала... и почти постоянной экспансией: интенсивным расширением производства товаров и людей и экстенсивной экспансией в освоении земель, колонизации и империализме. Поскольку это общество предоставляет все большие возможности для выбора и инициативы, необходимые для того, чтобы справиться с возникающими проблемами, то ему требуются такие типы характера, которые могут обходиться в социальной жизни без строгой и само собой разумеющейся ориентации-на-традицию. Это ориентированные-на-себя типы" .

Другими словами, в таком обществе возникает множество ситуаций, которые не могут быть предусмотрены и включены в традиционный кодекс поведения, поэтому общественная жизнь для своего нормального функционирования требует принципиально иного типа конформности. Ослабление силы влияния традиции вызывается и углублением разделения труда и изменением принципов стратификации общества. Поэтому в своем стремлении преуспеть члены общества должны обладать гораздо большей гибкостью и приспособляемостью к постоянно происходящим изменениям требований окружающей социальной среды.

Понятие "ориентация-на-себя" довольно многозначно. Оно означает, в частности, что в ходе своих социальных взаимодействий человек чаще всего ориентируется на свои собственные цели (хотя именно эта ориентация достаточно часто заставляет его считаться и с желаниями своих социальных партнеров). Кроме того, если члены традиционных обществ могли в критических ситуациях в значительной степени опираться на поддержку своего клана, семьи, то теперь человек в гораздо большей степени вынужден надеяться на самого себя. Понятно, что такая ситуация в значительной степени способствует развитию индивидуализма.

На достаточно высоких уровнях индустриального развития материальные ресурсы общества становятся довольно обильными и к тому же используются гораздо более эффективно. У все большего числа людей появляется материальный достаток и все большее время для досуга. Они живут в гораздо более благополучном, стандартизованном и бюрократизированном мире. Развивающаяся и совершенствующаяся индустрия обслуживания становится все более широко доступной и содействует процветанию не только высших слоев общества, но и всех его членов. Образование, досуг, сфера обслуживания испытывают на себе все более сильное влияние средств массовой коммуникации.

В связи с этим у все большего числа людей возникает потребность в более "социализированном" поведении. Происходят также изменения и в воспитательной практике детей даже в семье. Как утверждает Рисмен,

" ...группа равных (группа, объединяющая людей одного возраста и класса) становится для ребенка гораздо более важной, а родители заставляют его чувствовать вину не столько за нарушение моральных стандартов, сколько за неумение быть популярным и устанавливать контакты с другими детьми. Кроме того, давление школы и группы равных усиливается и становится постоянным благодаря средствам массовой информации, кино, радио... В этих условиях и возникают типы характера, которые мы будем называть ориентированными-на-другого" .

Другими словами, речь идет о том, что все чаще источником ориентации для членов общества становятся не столько близкие родственники, сколько вообще современники - и те, которых он знает лично, и те, с которыми он знаком через средства массовой информации. В таких обществах все большее значение приобретает влияние моды. В отличие от ориентированного-на-себя социального характера - относительно автономного, независимого, стремящегося не отстать в жизненной гонке от других - социальный характер, ориентированный-на-другого, старается, скорее, соответствовать определенному стандарту, определяемому обезличенными средствами массовой коммуникации, причем, не только во внешних деталях, но во внутреннем восприятии мира.

Впрочем, не следует забывать о той оговорке, которую Рисмен особо делает в конце первой главы своей "Одинокой толпы": "типы характера и общества, с которыми мы имеем дело в этой книге, являются типами, они не существуют в реальности; это конструкции, созданные на основе отбора определенных исторических проблем с целью их исследования".

Само слово "девиация" - это прямая русскоязычная "калька" позднелатинского deviatio, т.е. отклонение. Заглянув в энциклопедические словари общего характера, мы обнаружим, что этот термин является общепринятым прежде всего в таких науках, как физика и биология. В социологию он пришел сравнительно недавно и используется главным образом для обозначения различных типов поведения, отклоняющихся от нормального. Таким образом, прежде чем рассмотреть различные проблемы девиантного поведения, нам, вероятно, нужно разобраться с тем, какое же поведение следует считать нормальным.

В Древнем Риме "нормой" называли отвес, с помощью которого каменщики выверяют вертикальность стены. По сути, именно такое значение это слово сохранило и в современном языке при использовании в большинстве контекстов: некий измерительный инструмент, применяемый для оценки "правильности" того или иного явления, соответствия его какому-то заранее заданному образцу. В несколько ином (хотя и близком) смысле понятие "нормальный" используют в математике и статистике. Так, понятие "нормальный вектор" применяется к вектору, перпендикулярному к плоскости - тот же отвес. В статистике важное место занимает изучение свойств так называемого "нормального распределения", которое в известной степени составляет базис теории вероятностей. Это распределение отображает зависимость частоты проявления вариаций (изменений) какого-то признака от конкретных его значений. Форма графического изображения такой зависимости напоминает колокол, поэтому ее иногда именуют "колоколообразной кривой". Эта кривая симметрична относительно среднего значения измеряемого признака, проявляющегося с наибольшей частотой. Эмпирические измерения самых разнообразных социальных явлений показывают, что распределения многих из них в реальных ситуациях довольно часто плотно приближаются к этому нормальному распределению. Так, на рис.4.2 изображены распределения измерений IQ (коэффициента интеллекта) у мужчин и женщин. Здесь по горизонтали нанесены отметки значений IQ, а по вертикали - частота, с которой это значение встречается.

Рис.4.2. Распределение IQ в зависимости от пола

Нормальное распределение, изображаемое колоколообразной кривой, имеет множество интересных и замечательных свойств, однако мы не будем обсуждать их здесь. Для нас важно одно лишь свойство: среднее значение измеряемого признака встречается (повторяется) чаще любого другого значения. Так, из распределения на рис.2 отчетливо видно, что значение IQ = 100 и у мужчин, и у женщин наблюдается чаще всего. Это и есть значение нормального интеллекта. Чем больше уровень развития интеллекта отличается от этого нормального (причем, в принципе неважно, в какую сторону - более высокого или более низкого), тем сильнее интеллектуальная девиация. Видимо, не случайно в нашей повседневной речи "ненормальный" означает "человек, повредившийся в рассудке". Большинство здравомыслящих (разделяющих одни и те же нормы) согласятся, что никому из тех людей, которые адекватно оценивают окружающий его мир (а стало быть - нормальных людей), не придет в голову поступать вразрез с общепринятыми нормами. Значит, тот, кто постоянно нарушает те или иные нормы, попросту сумасшедший. Такие люди непредсказуемы в своем поведении, а значит, опасны для общества.

Таково одно из значений понятия "нормальный" - встречающийся чаще других, имеющий наибольшую вероятность появления. Конечно, такое объяснение носит несколько упрощенный характер. В действительности все обстоит сложнее. Социальная норма - это не обязательно реальное поведение, а нормативное поведение - это не просто наиболее часто встречающийся образец. Поскольку это понятие относится, главным образом, к социальным экспектациям (ожиданиям) "правильного" или "надлежащего" поведения, нормы подразумевают наличие какой-то законности, несут в себе оттенок согласия и предписания, т.е. требования выполнить что-либо или, напротив, запрет, налагаемый на какое-то действие.

Девиантное, то есть отклоняющееся от норм, поведение охватывает огромный спектр человеческих поступков. В зависимости от амплитуды отклонения, а также от характера нарушаемых норм можно выделить три степени его. (1) Незначительные отступления от норм морали и этикета; мы будем называть такое поведение собственно девиантным. (2) Нарушения норм права, но также не столь значительные, чтобы за них наступала уголовная ответственность, называются в социологии делинквентным поведением. (3) Серьезные нарушения норм уголовного права, именуемые преступлениями, можно было бы назвать криминальным поведением. Ниже мы несколько подробнее остановимся на двух последних.

Понятие "делинквентное поведение" охватывает довольно широкий спектр нарушений правовых и социальных норм. А в криминологии он определяется как типично молодежное (юношеское) правонарушение, что указывает на довольно высокий уровень подлежащих судебному или административному преследованию правонарушений, совершаемых молодыми людьми (чаще мужского пола) в возрасте между 12 и 20 годами. А.И.Кравченко проводит такое разграничение между собственно девиантным и делинквентным поведением: "Первое относительно, а второе абсолютно. То, что для одного человека или группы - отклонение, то для другого или других может быть привычкой... Девиантное поведение относительно, ибо имеет отношение только к культурным нормам данной группы. Но делинквентное поведение абсолютно по отношению к законам данной страны". Речь идет о том, что, к примеру, такая группа, как уличная шайка хулиганистых подростков может расценивать отказ любого из своих членов участвовать в какой-то очередной проделке в качестве девиации. Сами же эти проделки рассматриваются как девиантное поведение и милицией, и большинством жителей этой улицы. Правда, необходимо отметить, что Кравченко относит к делинквентным все поступки, противоречащие писаным нормам и потому преследуемые законом, включая и те, что мы называем здесь криминальными.

Мы считаем, что делинквентное поведение в целом охватывает более широкий спектр поступков, нежели те, что прямо преследуются законом. Так, многие различные формы поведения могут подвергаться социальному осуждению или отвержению, даже если поведение не является специфически противоправным - очевидные примеры такого рода представляют собой нецензурная брань, поддержание "дурной компании", привычка не являться в обусловленное время и беспробудное пьянство. Девиантные исследования довольно часто включают в себя большое разнообразие типов поведения от злоупотребления наркотиками до футбольного хулиганства и даже занятий колдовством и магией, как поведения, на которое наклеен ярлык девиантного и даже делинквентного. Социология девиации, таким образом, берет в качестве объекта изучения более широкие, более неоднородные категории поведения, нежели традиционная криминология.

По мнению английских социологов, например, типичными правонарушениями, которые совершают более юные члены общества, являются воровство, поломки и проникновение в чужое жилище, в то время как в возрастных группах старше 17 лет уже в большей степени распространены преступления, связанные с насилием. Большинство социологических теорий юношеской преступности пытаются объяснить эти преступления, пользуясь результатами изучения организации городских банд, криминальных субкультур и ограниченности тех возможностей, которые предоставляет общество для рабочих парней и социальных групп, подверженных депривациям. Например, широко известная в теоретической социологии чикагская школа анализировала юношескую преступность с точки зрения локальных (местных) соседских отношений и той роли, которую в социализации молодых поколений играют группы сверстников. В некоторых районах крупных городов молодые вырастают в окружении преступных шаек, и сами начинают перенимать и разделять ценности правонарушителей. Вскоре они вступают на путь мелкого воровства, мелких актов вандализма и тому подобного. Это все больше и больше втягивает их в культуру правонарушений, и постепенно они, переходя к все более серьезным правонарушениям, становятся полноценными преступ-никами. При этом некоторые социологи иногда рассматривали молодежные правонарушения как выражение протеста и оппозиции господствующим ценностям и социальному неравенству.

Особо следовало бы остановиться на криминальном поведении. Один из общепринятых взглядов на преступление состоит в том, что преступники - это просто плохие люди; единственный способ отношения к ним состоит в том, чтобы их наказывать. И чем менее простительным представляется нам преступление, тем сильнее мы должны сломить его. Такой подход удерживался в течение многих веков, сохраняется он и сегодня. Беда только в том, что он реально никогда не работал. В Европе на протяжении 1600-х и 1700-х гг. наказания были настолько жестокими, насколько может позволить воображение. Людей вешали за кражу куска хлеба; другим выжигали клеймо или отрезали уши. Но жестокие наказания не срабатывали: преступления продолжали удерживаться на высоких уровнях на протяжении сотен лет, несмотря на повешения и увечья.

В Саудовской Аравии и других мусульманских странах воровство и сегодня наказывается отрубанием руки, а многие другие правонарушения - смертью. Казни приводятся в исполнение публично, на них нередко требуется присутствие всей общины. Но результаты - те же, что и в средневековой Европе. В этих сельских мусульманских общинах, например, очень высокий показатель убийств. Причем, значительная часть насилий в этих обществах даже не попадает в статистику убийств, поскольку санкционируется общепринятым обычаем. Многие из жертв - это женщины, убиваемые своими мужьями, братьями или отцами за такое преступление, как "адюльтер", которое подпадает под прямое воздействие традицион-ной морали, когда правонарушением может стать даже невинный разговор с мужчиной вне семьи. Насильственное наказание за преступление в этих общинах соответствует авторитарной социальной структуре с сильными внутриобщиными связями и ритуальными барьерами между группами.

Таким образом, наказание преступлений столь насильственным образом, насколько возможно, - это в действительности, скорее, политическая позиция или, что, по сути, то же самое, моральная философия, которая объявляет, что наказание правонарушителей должно быть крутым и даже жестоким или злобным. Сторонники такой позиции, несомненно, считают ее рациональной, но такая рациональность имеет под собою нерациональное основание. Они не заботятся о том, чтобы тщательно изучить данные о том, какие реальные последствия влекут за собою жестокие сдерживающие средства, они уже заранее уверены, что их политика правильна. Такое чувство заведомой правоты можно рассматривать, скорее, как признак партийной позиции в некой разновидности политического консерватизма.

Вряд ли какая другая область социальных исследований привлекала к себе внимание такого огромного числа социологов, как изучение типологии, причин и мотивов социальных б кторов, а также изучение девиантного поведения. В то же время сама эта многочисленность мнений, теорий, концепций говорит о неопределенности, противоречивости даже по поводу простых определений, что именно можно считать отклоняющимся поведением. Такое неизбежно уже в силу того, что сами комплексы социальных норм, нарушение которых и составляет существо девиантного поведения, заметно отличаются в разных обществах, и исследователям, каждый из которых является членом своего общества, бывает довольно трудно прийти к согласию.

Н.Смелзер в своем учебнике проводит краткий обзор самых разнообразных теорий объяснения девиантности поведения - от биологических, объясняющих отклонения генетически приобретенными качествами психики, до радикально-криминологических, трактующих девиацию как продукт противодействия отдельных социальных слоев господствующим нормам капиталистического общества. Типология этих теорий сведена у него в единую таблицу. Мы не будем касаться здесь физиологических и психоаналитических объяснений, а обратимся к некоторым наиболее авторитетным социологическим концепциям.

Одной из таких концепций является теория навешивания ярлыков. В социологии девиации "теория навешивания ярлыков девиантного поведения" часто используется как равнозначная "теории социетальной реакции" на девиацию; обе формулировки указывают на тот факт, что социологические объяснения трактуют его не как продукт индивидуальной психологии или генетической наследственности, а как последствия воздействия социальной структуры и социального контроля.

Эта теория основана, по существу, на двух положениях. Первое состоит в том, что девиантным именуется не просто нарушение нормы, а фактически любое поведение, которое с успехом определяется как таковое, если на него может быть навешен ярлык, относящий его к категории девиантных. Девиация содержится не столько в самом действии, сколько в реакции других на это действие. Второе положение утверждает, что навешивание ярлыков продуцирует или распространяет девиацию. Ответ девианта на социальную реакцию ведет к повторной девиации, благодаря которой девиант приходит к принятию само-имиджа или определения как человека, который перманентно заключен в рамки девиантности своей роли. Особенность подхода здесь состоит в том, что он привлекает внимание к девиации как к результату социальных обвинений и проявления контроля со стороны общества за поступками своих членов.

Если юный правонарушитель арестован по обвинению в преступлении, это может оказать решающее воздействие на его дальнейшую жизненную карьеру. Это происходит различными путями. Одни из воздействий могут носить психологический характер: те, кто раньше более или менее рассматривал себя такими же, как и все другие, начинают считать себя чем-то иным. Теперь на них наклеен ярлык преступника, юного правонарушителя; можно сказать, что с помощью этого ярлыка они уже попали в сеть преступных организаций. Каждый шаг вдоль этого пути укрепляет чувство, что они стали кем-то иными, не такими нормальными, как прежде. Они обрели криминальную идентичность. Иногда такой процесс называют также стигматизацией. Стигма - это социальный признак, дискредитирующий индивида или даже целую группу. Бывают стигмы тела (дефект или уродство), индивидуального характера (гомосексуальность) и социальных коллективностей (раса или племя). Другими словами, девиация - это своего рода клеймо, которое социальные группы, обладающие властью, ставят на поведение других, менее защищенных групп.

Американский социолог Р. Коллинз довольно убедительно показывает социальную ситуацию, складывающуюся под сильным воздействием "навешивания ярлыков":

" Предполагается, что все люди нарушают закон. Но только некоторые из них попадаются, обвиняются, залепляются ярлыками... и поэтому становятся полноценными преступниками. Если преступники, которые проходят через суды и тюрьмы, с такой большой степенью вероятности оказываются бедняками, черными, либо каким-то иным образом подходят под чьи-то идеи " социально нежелательных" , " социально депривированных" , то это вследствие того, что они являют собою типы людей, которые с наибольшей степенью вероятности могут оказаться арестованными, осужденными. Компания парней, ворующих статую из колледжа или насилующих на вечеринке девушек из университетского женского клуба, отделываются простым выговором, потому что на такие поступки навешен ярлык " шалости колледжа" . Бедный черный юноша, вытворяющий такого же рода веши, отправляется в суд для несовершеннолетних и начинает карьеру серьезного преступника" .

Тот же Коллинз показывает в своей книге и более радикальные социологические объяснения существования преступности в обществе. Он утверждает, что нередко преступников создает не просто полиция своими действиями, а сам закон. В качестве примера он приводит некоторые виды так называемых "преступлений без жертв". В большинстве преступлений имеется четко определенная жертва. Однако существует ограниченное число преступлений, в которых нет жертв и которые относят иногда к "служебным" преступлениям. Они включают в себя, в частности, злоупотребление наркотиками, азартные игры и проституцию. Об этих преступлениях "потерпевшие", как правило, не сообщают в правоохранительные органы, поскольку выгоду из преступления извлекают (или стремятся извлечь) обе его стороны: жертва сама охотно идет навстречу преступнику. Он приводит такой достаточно очевидный пример: продажа и приобретение наркотиков не были преступлением до тех пор, пока не были приняты законы, превращающее приобретение их частным лицом в правонарушение. Общество же, в лице государственных органов, просто возвело их в ранг преступления, издав соответствующие законы. Сегодня, как ни парадоксально, в сохранении такого положения более всего заинтересованы наркодельцы, поскольку легализация наркотиков сделает недоступными их гигантские прибыли.

Не менее радикальные выводы делают те социологи, которые опираются на теорию социальной солидарности, разработанную Дюркгеймом. Они утверждают, что девиация вообще и преступность в частности необходимы; они несут на себе особую функциональную нагрузку, поскольку объективно способствуют усилению социальной интеграции. Эта интеграция возникает из большей или меньшей степени единодушия, с каким "нормальная" часть общества осуждает девиантные поступки тех своих членов, которые нарушают общепринятые нормы. Чувство единения усиливается с помощью общепринятых ритуалов осуждения (именно таким ритуальным характером отличается практически любое судебное заседание). Даже общество, состоящее из святых, найдет, из чего сотворить преступление - из любого сколько-нибудь заметного уменьшения святости по сравнению с другими. По-иному говоря, святые тоже будут иметь свои главные, особо священные правила, и те, кто не следуют им столь же усердно, как остальные, будут отбираться для отправления ритуала наказания, который служит тому, чтобы драматизировать ситуацию и еще выше поднять значимость правил.

Еще одна идея Дюркгейма послужила отправной точкой для создания влиятельной социологической теории девиации. Это идея аномии. Этим понятием, как мы помним, описывается социальная ситуация, "характеризуемая упадком норм, управляющих социальным взаимодействием". Дюркгейм утверждает, что довольно часто девиации (к которым он относит, в частности, самоубийства) происходят вследствие отсутствия четких социальных норм. В этом случае "общее состояние дезорганизации, или аномии, усугубляется тем, что страсти менее всего согласны подчиняться дисциплине именно в тот момент, когда это всего нужнее".

Опираясь на эту идею, Роберт Мертон разработал свою аномическую концепцию девиации. Он утверждал, что базовой причиной любой девиации является разрыв между институциональными культурными целями и доступностью социально одобряемых средств для достижения этих целей. Среди множества элементов социальной структуры Р. Мертон выделяет два особенно, по его мнению, важных. Первый - это определенные культурой данного общества намерения и интересы, которые выступают в качестве "законных" целей - приемлемых для всего общества или же отдельных его слоев, социально одобряемых ими (и поэтому иначе именуемых институциональными). Второй элемент определяет, регулирует социально одобряемые средства (способы достижения этих целей) и контролирует их применение. "Моя главная гипотеза, - утверждает он, - как раз в том и заключается, что отклоняющееся поведение, с социологической точки зрения, может быть рассмотрено как симптом рассогласования между культурно предписанными стремлениями и социально структурированными средствами их реализации".

В соответствии с этой гипотезой Р. Мертон рассматривает пять типов приспособления людей к социально и культурно заданным целям и средствам. Для наглядности он помещает их в схематическую таблицу, где символ "+" означает "принятие", "-" - "отвержение", а "+ -" - "отвержение господствующих ценностей и замена их новыми" (см. табл.4.2).

Типология форм индивидуального приспособления

Конформность. Это понятие мы уже рассматривали выше. Конформность являет собою, по сути, единственный тип поведения, не являющийся девиантным. От степени распространенности его в обществе зависит социальный порядок - стабильность и устойчивость социального развития. Более того, сама ориентация массы людей на общепринятые культурные ценности мы можем говорить о большой массе людей как о едином обществе. Поскольку основной темой нашего рассмотрения является девиация, то этот тип, при котором она нулевая, вряд ли будет представлять для нас дальнейший интерес.

Инновация. Такая форма приспособления возникает вследствие того, что индивид принял для себя общепризнанные культурные ценности как жизненные цели, разделяет их. Однако он не считает те средства достижения этих целей, которые для него доступны, эффективными, позволяющими достичь успеха (во всяком случае, настолько быстро и полно, как ему представляется желательным).

Речь идет не только об откровенно криминальных проявлениях поведения, когда стремление к обогащению (вполне институциональная цель) заставляет кого-то прибегать к отмычке или пистолету. Этот вид девиации, вероятно, довольно широко распространен в обществах с динамично развивающейся экономикой, где изменения социальных норм просто не успевают за стремительно меняющейся экономической конъюнктурой. Тем более, что в сфере предпринимательства границы между законным и незаконным, нравственным и аморальным подчас бывают весьма размыты. "Вынужденно частное, а нередко и публичное восхищение " хитрыми, умными и успешными" людьми является продуктом культуры, в которой " священная" цель фактически объявляет священными и средства". Мертон в своей работе проводит анализ противоречий такого рода в различных социальных слоях.

Так, он считает, что большинство благопристойных, законопослушных граждан все же обходит время от времени закон, если уверены, что это останется неизвестным или хотя бы трудно доказуемым. "Изучение 1700 представителей среднего класса показало, что в число совершивших зарегистрированные преступления вошли и " вполне уважаемые" члены общества. 99% опрошенных подтвердили, что совершили как минимум одно из сорока девяти нарушений уголовного законодательства штата Нью-Йорк, каждое из которых было достаточно серьезно для того, чтобы получить срок заключения не менее одного года".

В то же время можно было бы припомнить достаточно много ситуаций, когда в качестве девиантных следовало бы рассматривать и чьи-то действия, объективно направленные на достижение даже не личного, а общественного блага, однако при этом те, кто их совершают, прибегают к недозволенным средствам. Вспомним эпизод из известного и любимого зрителями фильма "Место встречи изменить нельзя", когда милиционер Жеглов для доказательства совершенного преступления идет, по сути, на не совсем красивый поступок в отношении вора-карманника. Такие (и куда более вопиющие) случаи мелких и не совсем безобидных нарушений не только служебного, но и откровенно противозаконного характера, вероятно, не так уж и редки в повседневной деятельности стражей порядка.

Ритуализм. Этот тип отклоняющегося поведения, как определяет Мертон, "предполагает оставление или понижение слишком высоких культурных целей большого денежного успеха и быструю социальную мобильность там, где эти устремления могут быть удовлетворены". Другими словами, в тех случаях, когда содержание цели и возможности ее достижения для данного социального б ктора приходят в противоречие, он предпочитает безусловное соблюдение институциональных норм и отказывается от цели.

Это позиция чрезмерно осторожного человека, которая характеризуется, во-первых, стремлением во что бы то ни стало избежать опасности подвергнуться негативным социальным санкциям, во-вторых, желанием избежать опасностей, разочарований и неудач, а в-третьих, сильной приверженностью рутинному распорядку и сложившимся институциональным нормам. Таким образом, этот тип девиации в чем-то противоположен инновации с ее склонностью к риску и готовностью обойти социальные нормы в тех случаях, когда они встают препятствием на пути к желанной цели. Трудно сказать, какой из этих двух типов распространен в большей степени, однако, учитывая, что они как бы уравновешивают друг друга ("симметричны"), можно предполагать что они распространены примерно одинаково часто. Хотя такая гипотеза, конечно, нуждается в эмпирической проверке.

Ритуализм, как считает Мертон, во многом является продуктом социализации в условиях нижних слоев среднего класса. Условия воспитания здесь создают структуру характера, максимально приближенную к ритуализму. Его можно было бы назвать "чрезмерным конформизмом". Нередко такой тип поведения закрепляется в условиях бюрократизации общественной жизни. Известно, что "классический" бюрократ нередко склонен забывать о цели во имя обязательного соблюдения процедуры, формы, буквы предписанных регламентов.

Ретритизм. Этот тип девиации можно было бы охарактеризовать как стремление к уходу от действительности, неприятие своего социального мира. Члены общества, обладающие такой ориентацией, не приемлют ни господствующих в сознании большинства социальных целей, ни социально одобряемых средств их достижения. Это люди "не от мира сего" - отшельники, мечтатели, поэты. Чисто статистически число таких индивидов не может быть велико в любом обществе, оно просто не в состоянии вместить в себя достаточно много таких "странных" людей.

В традиционных обществах, в эпоху господства религиозных верований, определенное число мужчин и женщин по искреннему убеждению удалялись от мира в монастыри (не будем говорить о тех, кто делал это по принуждению или в силу жестокой необходимости). Принимая постриг, они добровольно возлагали на себя обет безбрачия, отказывались от обладания собственностью и множества других мирских благ. Такое поведение вызывало уважение у мирян, однако не могло стать примером для массового подражания, иначе само общество просто прекратило бы свое существование. Добровольный уход в монахи или монахини и в ту эпоху был не нормой, а отклонением от нее.

В наши дни тоже можно наблюдать проявления ретритизма как относительно массового явления. Во второй половине ХХ века в Америке, а затем и в Европе зародилось движение "хиппи", в котором весьма отчетливо были выражены черты ретритизма. Молодые люди из различных социальных слоев - от самых высших до самых низших - провозглашали главной целью своей жизни отрицание насилия, любовь, безразличие к индивидуальному материальному благополучию. Они отвергали нормы института частной собственности и моногамной семьи, живя коммунами. Большинство "хиппи" не соблюдали даже норм личной гигиены, переставали бриться и стричься, одевались почти в лохмотья и всем своим видом резко выделялись среди окружающих. Несмотря на неагрессивное, даже кроткое отношение к миру, проповеди всеобщей любви и ненасилия, общество относилось к ним довольно враждебно. Постепенно это движение "рассосалось", абсолютное большинство вернулось к нормальной жизни, оставив память о себе лишь в немногочисленных коммунах "хиппи", живущих в Индии.

Мятеж. Этот тип девиации наиболее широко распространен в обществах, находящихся в состоянии глубокого кризиса, на грани социальных переломов. Такие отклонения вряд ли можно отнести к формам "индивидуального приспособления к обществу" в полном смысле этого слова, поскольку мятеж (или бунт), в отличие, скажем, от движения "хиппи", являет собою, скорее, активный отказ от приспособления к действующим нормам социальной жизни. Мятеж, по определению Мертона, "представляет собой переходную реакцию, выражающуюся в стремлении институционализировать во всем обществе, включая и тех его членов, которые не разделяют мятежную ориентацию, новые цели и новые способы поведения. Мятеж стремится изменить существующие культурную и социальную структуры, а не приспособиться к ним".

Какой удельный вес занимают среди всех типов поведения его мятежные формы? В большинстве обществ, находящихся в стадии относительно стабильного развития, мятежное поведение, как нам кажется, встречается не очень часто. Будучи своего рода "симметричным отражением" ретритизма, то есть находясь на противоположном конце шкалы по своим характерологическим признакам, оно должно иметь и примерно такую же частоту проявлений. В эпохи социальных потрясений и реформ этот тип поведения приобретает относительно массовые очертания. Однако длится это недолго. В случае успеха реформ (а значит, при установлении новых социальных и культурных норм, становлении новых институтов) их сторонники, которые были прежде диссидентами, перестают быть девиантами, поскольку их поведение теперь становится "нормальным". В случае же неуспеха социальных преобразований большинство членов общества, примкнувших вначале к движениям сторонников этих преобразований, возвращается к старым социальным нормам, становясь конформистами.

Может возникнуть вопрос: в чем заключаются наиболее общие причины существования различных форм девиантного поведения? Нам представляется, что с позиций функционалистской теории ответ мог бы быть таким. Здесь можно провести своеобразную органическую аналогию с "экспериментами" природы, в которых при рождении новых особей у всех видов живых существ происходят разнообразные, но немногочисленные мутации. При существенных изменениях, возникающих в окружающей среде, некоторые из видов мутантов выступают своего рода гарантией от полного исчезновения данного вида, поскольку имеют возможность лучше приспособиться к этим изменениям, чем их нормальные собратья, и дают начало новому направлению развития своего вида.

Сам термин "социальный контроль" был введен в научный оборот французским социологом и социальным психологом Габриэлем Тардом. Он рассматривал его как важнейшее средство исправления криминального поведения и возвращения преступника в "нормальное" общество. В дальнейшем Тард расширил понимание социального контроля до одного из важнейших факторов социализации. Следует отметить, что и в работах целого ряда западных социологов проблема социального контроля разрабатывалась в тесной связи с решением задачи обеспечения контроля над девиантным поведением и в особенности - агрессивными формами его проявления.

Наиболее развернутую теорию социального контроля разработали американские социологи Э. Росс и Р. Парк. Росс пытался найти и изучить способы достижения равновесия между обеспечением социальной стабильности, с одной стороны, и индивидуальной свободы - с другой. Он считал необходимым прежде всего внутренний этический и социальный контроль, основанный на интернализации общественных ценностей. Однако одновременно признавал и все возрастающее значение внешнего политического контроля, опирающегося на целенаправленное воспитание, религию, общественное мнение, социальные и правовые санкции. "Здоровый" социальный порядок, по его мнению, в большей степени зависит от того, какой тип личности распространен в данном обществе (имея в виду прежде всего национальный тип - американский, европейский, славянский, индусский и т.д.). Социальный порядок, по Э. Россу, является продуктом длительного исторического развития и возможен лишь на основе всеобщего уважения к собственности (прежде всего - частной).

Роберт Парк, один из основателей чикагской школы, автор "классической" социально-экологической теории, считал, что общество - это и есть "контроль и согласие". Он понимал социальный контроль как особое средство, обеспечивающее определенное соотношение между человеческой природой и социальными силами. При этом Парк выделял три формы социального контроля: (1) элементарные, в основном принудительные, санкции; (2) общественное мнение; (3) деятельность социальных институтов.

Толкотт Парсонс в своей работе "Социальная система" определял социальный контроль как процесс, с помощью которого через наложение санкций нейтрализуется девиантное поведение и тем самым поддерживается социальная стабильность. Он проанализировал три основных метода осуществления социального контроля. (1) Изоляция, суть которой заключается в том, чтобы поставить непроходимые перегородки между девиантом и всем остальным обществом без каких-либо попыток исправления или перевоспитания его. (2) Обособление - ограничение контактов девианта с другими людьми, но не полную изоляцию от общества; такой подход допускает исправление девиантов и их возвращение в общество, когда они будут готовы вновь выполнять общепринятые нормы. (3) Реабилитация, рассматриваемая как процесс, в ходе которого девианты могут подготовиться к возвращению к нормальной жизни и правильному исполнению своих ролей в обществе.

В типовую систему социального контроля входят восемь основных компонентов:

1. Индивидуальные действия, которые проявляются в ходе активного взаимодействия индивида с окружающей его социальной средой, - это любые акты производительного, познавательного и приспособительного характера.

2. Социальная шкала оценок, от объективного существования которой в обществе зависит реакция окружающей социальной среды на эти действия.

3. Категоризация, выступающая результатом функционирования социальной шкалы оценок и отнесения того или иного индивидуального действия к определенной оценочной категории (в наиболее общем виде - социальное одобрение или социальное порицание).

4. Характер общественного самосознания, от которого, в свою очередь, зависит категоризация любого индивидуального действия, - в том числе общественная самооценка и оценка социальной группой ситуации, в рамках которой она действует (социальная перцепция).

5. Характер и содержание социальных действий, выполняющих функцию позитивных или негативных санкций, который непосредственно зависит от состояния общественного самосознания.

6. Индивидуальная шкала оценок, которая выступает производной от внутренней системы ценностей, идеалов, жизненных интересов и устремлений индивида.

7. представляющая собою социальные последствия действия в рамках Самокатегоризация индивида (принятие роли, самоидентификация, т.е. отождествление себя с определенной категорией лиц), которая является результатом функционирования индивидуальной шкалы оценок.

8. Характер индивидуального сознания, от которого зависит самокатегоризация индивида; от него зависит также и последующее действие индивида, которое будет реакцией на оценочное социальное действие.

Таким образом, важнейшим инструментом и оперативным средством осуществления социального контроля является социальная санкция, требования социальных ролей. Мы уже говорили во второй главе, что существующая в обществе система социальных санкций направлена на обеспечение надлежащего исполнения членами общества предписаний, связанных с их социальными ролями. Любой институт, помимо принципов, правил и норм, регулирующих ту или иную сферу общественной жизнедеятельности, обычно включает в себя и те санкции, которые будут налагаться за неисполнение или нарушение этих правил на охватываемых институтом индивидов. Некоторые социологи считают, что общества существуют благодаря тому, что через интернализацию санкций социальные б кторы контролируют собственное поведение в предвосхищении награды или наказания от других социальных б кторов.

Типология санкций зависит от выбранного нами системообразующего признака. Прежде всего различают позитивные санкции - поощрения за совершение действий одобряемых, желательных для общества или группы, и негативные санкции - наказания или порицания за неодобряемые, нежелательные, неинституциональные действия, за различные девиантные поступки. Кроме того, можно произвести разделение санкций на формальные - налагаемые официальными лицами или органами, специально для этого создаваемыми обществом, в рамках, зафиксированных в письменных источниках, и неформальные - одобрение или порицание, высказываемое (или проявляемое в невербальных формах) неофициальными лицами, обычно ближайшим окружением.

Таким образом, сущность социального контроля заключается в стремлении общества и различных составляющих его общностей укреплять конформизм своих членов, культивировать "социально желательные" формы поведения, воспрепятствовать девиантному поведению, а также возвратить девианта в русло соблюдения социальных норм.

Антипина Г.С. Теоретико-методологические проблемы исследования малых групп. - Л., 1982.

Бобнева М.И. Социальные нормы и регуляция поведения. - М.,1978.

Кравченко А.И. Введение в социологию. - М., 1994. Гл. 2, § 7; Гл. 4, 5.

Мертон Р. Социальная теория и социальная структура //Социологические исследования. - 1992, № 2-3.

Рисмен Д. Некоторые типы характера и общество //Социологические исследования. -1993, № 3, 5.

Социология: Словарь-справочник. Т.1. Социальная структура и социальные процессы. - М.,1990.

Современная западная социология: Словарь. - М.,1990.

Сорокин П.А. Система социологии. Т.1. - М., 1993. - Гл.3-6.

Сорокин П.А. Человек. Цивилизация. Общество. - М.,1992. - С.190-220.

Тернер Д. Структура социологической теории. - М.,1985. - Гл. 11, 13.

Фрейд З. Психология масс и анализ человеческого Я //Диалог. - 1990, № 12.

Фромм Э.Анатомия человеческой деструктивности //Социологические исследования. - 1992, № 7.

Фромм Э. Психоанализ и этика (основы гуманистической характерологии) //Философские науки. - 1993, № 1.

Описание предмета: «Социология»

Социология (фр. sociologie, лат. Societas – общество и греч. – Logos – наука об обществе) – наука об обществе, отдельных социальных институтах (государство, право, мораль и т.п.), процессах и общественных социальных общностях людей.

Современная социология – это множество течений и научных школ, которые по-разному объясняют ее предмет и роль, по-разному отвечают и на вопрос что такое социология. Существуют различные определения социологии как науки об обществе. «Краткий словарь по социологии» дает определение социологии как науки о законах становления, функционирования, развития общества, социальных отношений и социальных общностей. «Социологический словарь» определяет социологию как науку о законах развития и функционирования социальных общностей и социальных процессов, о социальных отношениях как механизме взаимосвязи и взаимодействия между обществом и людьми, между общностями, между общностями и личностью. В книге «Введение в социологию» отмечается, что социология – это наука, в центре внимания которой находятся социальные общности, их генезис, взаимодействие и тенденция развития. Каждое из определений имеет рациональное зерно. Большинство ученых склонны полагать, что предметом социологии есть общество или определенные общественные явления.

Следовательно, социология – это наука о родовых свойствах и основных закономерностях общественных явлений.

Социология не просто выбирает эмпирический опыт, то есть чувственное восприятие единственным средством достоверного познания, общественных изменений, но и теоретически обобщает его. С появлением социологии открылись и новые возможности проникновения во внутренний мир личности, понимания ее жизненных целей, интересов, потребностей. Однако социология изучает не человека вообще, а его конкретный мир – социальную среду, общности, в которые он включен, образ жизни, социальные связи, социальные действия. Не уменьшая значения многочисленных отраслей обществознания, все же социология уникальна способностью видеть мир как целостную систему. При чем система рассматривается социологией не только как функционирующая и развивающаяся, но и как переживающая состояние глубокого кризиса. Современная социология и пытается изучить причины кризиса и найти пути выхода из кризиса общества. Основные проблемы современной социологии – выживание человечества и обновление цивилизации, поднятия ее на более высшую ступень развития. Решение проблем социология ищет не только на глобальном уровне, но и на уровне социальных общностей, конкретных социальных институтов и объединений, социального поведения отдельной личности. Социология – наука многоуровневая, представляющая единство абстрактных и конкретных форм, макро- и микротеоретических подходов, теоретического и эмпирического знания.

Внимание!

Банк рефератов, курсовых и дипломных работ содержит тексты, предназначенные только для ознакомления. Если Вы хотите каким-либо образом использовать указанные материалы, Вам следует обратиться к автору работы. Администрация сайта комментариев к работам, размещенным в банке рефератов, и разрешения на использование текстов целиком или каких-либо их частей не дает.

Мы не являемся авторами данных текстов, не пользуемся ими в своей деятельности и не продаем данные материалы за деньги. Мы принимаем претензии от авторов, чьи работы были добавлены в наш банк рефератов посетителями сайта без указания авторства текстов, и удаляем данные материалы по первому требованию.